Империя человечества. Время солдата

– Н-да… Меня, честно сказать, в этом отношении порядком достала Метрополия. По-моему, ни один колониальный аристократ не опутан так всеми этими нормами приличия, как самый последний спиногрыз Метрополии. Доходит до того, что у себя дома в сортир идешь по струнке и с приклеенной улыбочкой.

– Вот поэтому я и не появляюсь в Метрополии. В своем особняке в Стокстоне я уже больше года не был – с тех пор, как забрал оттуда кой-какое барахло. Надо его вообще продать. Не желаешь приобрести? Задешево отдам.

– Во-первых, мне еще рановато жить в таком квартале, а во-вторых, после свадьбы я большую часть времени намереваюсь проводить на Кассандане. Если удастся, конечно.

– А почему, собственно, не удастся? Рейсовый ходит дважды в сутки… а со временем прикупишь себе яхточку. Трасса спокойная, конвой там не нужен. Ты, я так понял, всерьез решил жениться?

– Вероятно, да. Она сделала мне предложение… грех было отказываться. Титул как-никак.

– Титул не титул, а любовь такой женщины нужно ценить – она стоит десяти титулов. Я этого раньше сам не понимал… путался со всякими идиотками. Смешно, но надо было прожить жизнь, чтобы, встретив Ильмен, понять, что к чему, на самом деле. Знаешь, та рыжая бедняжка на Рогнаре…

– Тин?

– Да, Тин… она хоть и любила тебя, но счастливым бы тебя не сделала. Рано или поздно, но мы перестаем быть мальчишками, и тогда уже нужно нечто другое… причем, знаешь, все эти дела – погоны, нашивки и даже сотни поединков за плечами – это все ерунда, можно быть крутейшим воителем своего времени и все равно оставаться мальчишкой. А вот когда приходит грусть… когда зимним утром стоишь у окна и смотришь, как падает снег… и уже не важны ни победы, ни поражения. С тобой, по-моему, это произошло довольно рано.

– Довольно давно – если точнее. Да… просто долгое время я искал смысл, у меня было достаточно времени… экий каламбур. А потом я сказал себе: смысла нет, как нет ни правых, ни виноватых. У боли не может быть смысла. Просто есть путь. А в пути нет места переживаниям. И я попытался закрыть свой ад и выбросить ключ.

– Удалось? – иронично изогнулась бровь Детеринга.

– А что, кому-то удавалось?

– Да как тебе сказать. Если максимализировать вопрос – то нет. Ты же знаешь закон коромысла: счастлив тот, кто носит в себе свой рай, но все пути закрыты для него, ибо зачем пути слепому? Дорога – она для тех, кто готов пройти через собственный ад, ибо дорога есть удел зрячего и сильного.

– И ни слепому, ни слабому не выдержать поединка с громом… воитель Яар, по-моему.

– Ага. Только в то время уже не воитель, а настоятель. Давненько это было. На Земле еще в пещерах жили, а на Россе уже стояли замки. О Даттор седой! Рвутся в небо клинки твоих башен, в вечном споре своем с облаками… По-моему, лучше Олдмена никто не сумел перевести классические саги, а?

– Ну, Олдмен прожил там жизнь…

– Да, и был лучшим мечником среди хомо. Как я им восхищался в молодости! Завидовал. Ну, потом Доридоттир мне вкрутил мозги, и я…

– Радарная, полковнику Детерингу! – перебил его интерком.

– Да! Что у вас?

– Характер пульсации изменился.

– Что значит изменился?

– Ну… трудно определить… мы не сталкивались с таким типом кораблей.

– Черт вас всех подери! Дайте информацию в ходовую! Жано! Разверни дисплей, живо!

Детеринг метнулся к необъятному пульту управления. Проснувшийся пилот уже активировал ходовой дисплей системы боевого поиска. На небольшом экране быстро вращалась красно-синяя синусоида.

– Понятно, – прошептал Детеринг, – запустили компрессоры. А, ч-черт!.. Штурман! Сброс коррекции, ручное управление, экипаж – к бою! Бортовым батареям развернуться в ось, приготовиться к залпу вместе с носовой «кухней». Жано, возьмешь на себя носовую батарею… Прочь руки со штурвала, болван! Увижу на твоем штурвале хоть один палец, пришибу!..

«Газель» ощутимо дернулась, изображение на экранах поплыло в сторону. Придерживая штурвал левой рукой, Детеринг не глядя отработал смещение; правая его рука плясала на сенсорах панели наведения носовой батареи.

– Сколько ему нужно времени, чтобы от холодной тяги выйти на старт? – спросил я.

– Да чтоб я так знал… откуда ж я знаю, какая у него серия? С нашей позиции действительно не увидишь. Минут двадцать, пока компрессоры не поднимут давление, да плюс еще… Моторы у него штатные, это уже ясно. Но на всех сериях – разные чашки и разная интенсивность потока, так что черт его знает.

В рубке появилась Маринина. Лицо у нее было встревоженное, во рту уже находился любимый палец. Не произнеся ни слова, она подошла к правому пилотскому креслу и встала за спиной Детеринга.

– Что ты? – спросил он. – Прекрати трястись, дядя Танк тебя в обиду не даст. Нам около пяти часов осталось. А может, если мальчики поднажмут, то и того меньше.

Синусоида на радарном дисплее задергалась более интенсивно, цвет ее из красно-синего медленно перетек в насыщенно-алый.

– Экипаж – к атаке! – рявкнул Детеринг. – Слушать только меня, предельное внимание… крепи, Господи, руку мою!..