Империя для русских

Для того, чтобы решить вопрос: где быть иконам и другим ценностям церковным, и как их при любом варианте сохранить в целости, – совершенно необходимо принять юридическую категорию НАЦИОНАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ. Тогда общество решит, что и кому вернуть, а государство получит инструмент воздействия, позволяющий обязать любого владельца безупречно сохранять национальные ценности. Вне зависимости от того, музей это, храм или частный владелец. Так ведь давно в большинстве стран устроено!

В совершенно особом положении находятся великие святыни, пользующиеся всенародным почитанием, чудотворные иконы, к примеру. Вот им место только в храмах. Здесь нет повода к дискуссии. Можно только изумляться, что и Владимирская икона, и Богоматерь Великая Панагия доселе в Третьяковке. Но даже и на величайшие общенародные святыни в полной мере распространяются все требования режима хранения, в первую очередь – температурно-влажностного. Веками потемневшие и потрескавшиеся иконы переписывали. Не думаю, что самый пламенный ортодокс подозревает, что нация позволит переписать Владимирскую или Толгскую.

Вопрос о режиме хранения должен решаться в каждом отдельном случае особо, притом – жестко, но разумно. Ведь музейным шедеврам тоже лучше храниться в стальных шкафах с инертным газом, а они вместо этого в залах висят. В наше же прогрессивное время предпочитают не решать никак. Даже тогда, когда решение лежит на поверхности.

В подмосковных Бронницах советская власть не оставила русским людям ни одного открытого храма, и по случаю перестройки одним из первых в области был возвращен христианам великолепный Архангельский собор 1705 г. постройки с полностью дошедшим до нас барочным внутренним убранством. Бронницы – город, приход тут же сложился, огромный приход: люди же в церковь не ходили только потому, что очень далеко. И увидев собор в очередной приезд, я с ужасом обнаружил, что к западному входу красавца-собора приколочен безобразный деревянный тамбур. Тамбур не спасал: с каждым входящим в трапезную врывалось облако морозного воздуха. Народу – битком, душно, выдыхаемый воздух ползет вверх по сказочной красоты иконостасу и… через десять лет придется спасать не только иконы, но и иконостасную резьбу. Нарышкинских иконостасов сохранились единицы.

А как же в минувшие три столетия? А очень просто: Архангельский собор был холодным, в нем зимой не служили. В советское время режим изменили, провели центральное отопление, но в храме устроили архив. Некому было надышать.

Обидно то, что и проблемы-то в данном случае нет. Рядом стоит весьма вместительный теплый Входоиерусалимский храм. Открывая приход, епархия была обязана взять ОБА храма. Власти, – в крайнем случае, навязать приходу ОБА. И строго потребовать, чтобы зимой служили в зимней церкви, а в Архангельском соборе – летом, а если уж зимой, то лишь несколько самых торжественных богослужений в году.

Похоже, что в епархии о национальном достоянии квалифицированно подумать было некому. А областная администрация, которая радостно помогала раньше шедеврам русского зодчества погибать в качестве складов и мастерских, столь же радостно дожидается ныне их гибели уже в первозданном качестве. Выходы? В епархиальные советы пора избрать образованных православных мирян из числа профессоров, учителей, краеведов, тем более, что в России это и принято. Невзирая на бедность многократно ограбленной Церкви, восстановить повсюду должности епархиальных архитекторов с большими надзорными правами. В епархиях, где окажется в храмах много древних икон, драгоценной утвари и облачений, понадобится и должность «епархиального искусствоведа» или «епархиального хранителя». Решительно требовать у местной администрации и бывших арендаторов участия в реставрации и поддержания возвращаемых памятников истории и культуры. Обществу же, наконец, полезно усвоить, что так называемая «местная власть» – не власть вовсе, а администрация. И эту администрацию (род обслуживающего персонала) мы содержим, в частности, и для того, чтобы оберегать национальное достояние.

Так надо ли добиваться «возвращения награбленного»? Вне всякого сомнения, если мы осмеливаемся утверждать, что покончили с коммунистическим порабощением. Ибо в добольшевистской России по крайней мере девять десятых имущества были в собственности лиц православного вероисповедания. А в нынешней Российской Федерации, как ни условны ее границы, девять десятых граждан – потомки православных, то есть православные по культуре, по культурной принадлежности.

Острейший вопрос о восстановлении прав собственности частных лиц лежит за пределами моей сегодняшней темы. Но и собственность Церкви, т. е., как мы договорились, собственность реальных епархий, монастырей, приходов – это далеко не только храмы. И это, вопреки мнению радикальных журналистов, далеко не в первую очередь художественные шедевры, составляющие национальное достояние, а, следовательно, достояние и мусульман, и буддистов, в том числе и безбожников.