Империя должна умереть

Через полгода его признают виновным в убийстве и приговорят к полутора годам службы в арестантской роте. Консервативная газета «Московские ведомости» Грингмута будет возмущена приговором: «Все Русские люди чтут и любят Царя. Все согласны в том, что оскорбить Царя — это значит совершить тяжкое преступление, достойное смерти. Но в этот день московские интеллигенты и Иудеи были вполне безнаказанны. Начальство попряталось, — и сволочь с красными тряпками расхаживала по улицам, нагло насмехаясь над Русским народом… Не может Русский человек согласиться с дурацкими выдумками наших юристов-интеллигентов. Враг Царя, Царский оскорбитель в глазах Русских людей был, есть и будет тяжким преступником, достойным смерти, которому нет места на Русской земле. Не можем мы позволить, чтобы всякая интеллигентская шушера, всякий гнусный Иудей подкапывались под Царскую Власть и поносили и оскорбляли Божьего Помазанника».

«В этот день», о котором пишет газета, 18 октября, новость об убийстве распространилась быстро. Уже на следующий день к генерал-губернатору Москвы Петру Дурново приезжают глава Союза союзов Павел Милюков и земский деятель князь Шаховской (которого недавно принимал сам император). Обращаясь к нему «товарищ», они просят разрешить торжественные похороны убитого Баумана.

«Какой я вам товарищ?» — отвечает Дурново. Но шествие разрешает — более того, распоряжается удалить полицию, при условии что организаторы будут сами следить за порядком.

20 октября похороны Баумана становятся грандиозной политической манифестацией. Гроб несут от здания Технического училища (современный университет имени Баумана) до Ваганьковского кладбища. Море цветов и венков, толпы народу, революционные песни и антиправительственные речи на кладбище.

Уже затемно толпа начинает расходиться и идет обратно в город — около Манежа происходит стычка между участниками процессии и казаками, которые расквартированы в Манеже. Есть новые убитые. Возмущенная Московская городская дума принимает решение удалить из города всех казаков, а заодно и ликвидировать политическую полицию (против снова выступают только два члена городской думы, братья Гучковы).

Напряжение нарастает. Спустя несколько дней опубликован указ об амнистии — на свободу должны выйти все политзаключенные, кроме признанных виновными в убийстве. То есть амнистия не касается членов Боевой организации эсеров — например, Григория Гершуни и Егора Сазонова. Но отпустить должны тысячи заключенных по всей стране и особенно в Сибири.

В Москве, к примеру, «политические» содержатся в двух местах: в Бутырке и в Таганской тюрьме. В первой освобождение проходит гладко. А начальник Таганки тянет с выполнением амнистии — в итоге под стенами тюрьмы собирается многотысячная толпа.

Звонят губернатору Джунковскому. Он с трудом пробирается к Таганке — все улицы вокруг запружены людьми с красными флагами. Пройдя, наконец, внутрь, он обнаруживает, что указ об амнистии составлен в спешке — одна из важных «политических» статей в нем не упомянута. На всякий случай, чтобы прояснить ситуацию, прямо из тюрьмы Джунковский звонит в Петербург — премьер-министру Витте. Витте подтверждает, что это недоразумение и освобождать надо всех «политических». Уходя, губернатор слышит упреки со стороны заключенных-уголовников: «Как это, нас, верноподданных, не освобождают, эти же шли против царя, а их освободили».

Свинья, жаба и другие министры

При новых порядках российская столица превращается в совершенно другой город. Если совсем недавно Петербург был похож на призрак без света, движения и каких-либо признаков жизни, то теперь это карнавал — непрекращающийся митинг.

21 октября Петросовет выносит постановление: «Только те газеты могут выходить в свет, редакторы которых не посылают своих номеров в цензуру» — и на следующий день столичные газеты выходят без одобрения цензоров. Те же, кто не решился на такое, просто не выходят — потому что профсоюз типографских работников отказывается их набирать.

Вчерашние диссиденты испытывают гордость, недавние охранители прячут глаза. Забастовка в Мариинском театре заканчивается хеппи-эндом — мятежные артисты балета победили. Зато те, кто подписали заявление о лояльности, опозорены. Балетмейстер Сергей Легат, который уступил требованию начальства, кончает жизнь самоубийством. Весь театр поражен. Сергей Дягилев пишет статью под названием «Пляска смерти», в котором обвиняет чиновников от культуры в смерти Легата.

В эти дни Дягилев знакомится с Максимом Горьким, они даже обсуждают идею вместе издавать художественный журнал. Удивительный альянс: эстет Дягилев до сих пор все свои проекты осуществляет либо на деньги государства, либо при существенной господдержке. А Горький — живой символ протеста, минувшей зимой он провел месяц за решеткой и все еще ждет суда. Правда, теперь все уверены, что этот суд не состоится.