Империя должна умереть

Переговоры с американцами проходят непросто: они непременно хотят видеть Нижинского. Дягилев не встречался со своей бывшей главной звездой уже два с половиной года и совершенно не собирался это делать. Нижинский интернирован и сидит под арестом в Будапеште. Но ради американского турне Дягилев соглашается принять Нижинского обратно — ведь Метрополитен-опера платит «Русскому балету» 45 тысяч долларов[118] аванса. Они спасают Дягилева от банкротства — и на эти деньги он и вся труппа живут и репетируют весь 1915 год. К концу года деньги заканчиваются: Дягилев хоть и паникует, но едет. На пароходе он запирается в каюте, но отправляет слугу Василия молиться на палубу, чтобы отвести беду. Страхи Дягилева, кстати, совсем не беспочвенны: война продолжается и на море, пассажирские пароходы нередко становятся случайными мишенями немецких подводных лодок или подрываются на минах.

Но плавание проходит без происшествий. Дягилеву очень нравится Нью-Йорк, в одном из первых интервью он пространно восторгается Бродвеем. После первых выступлений в Нью-Йорке они отправляются в путешествие по американской глубинке: Чикаго, Милуоки, Атлантик-Сити, Канзас-Сити и так далее.

Гастроли сопровождаются постоянными скандалами (часть из которых подогревает сам Дягилев). То он увольняет свою ведущую балерину Ксению Маклецову и заменяет ее давно живущей в США Лидией Лопуховой; Маклецова пытается судиться и требует арестовать Дягилева. То консервативная американская публика возмущается откровенными эротическими сценами в «Шехеразаде» и «Послеполуденном отдыхе Фавна». При этом больше всего аудиторию шокирует не сексуальный подтекст танцев, а тот факт, что танцоры, загримированные под чернокожих, обнимают белых женщин. Под давлением публики спорные сцены из обоих балетов приходится вырезать. Все время турне Дягилев продолжает добиваться освобождения Нижинского из-под ареста — хотя бы к финальному аккорду гастролей, выступлению в Метрополитен-опере. За танцора ходатайствуют госдепартамент США и посольство США в Вене. В марте переговоры заканчиваются успехом.

4 апреля Нижинский приезжает в Нью-Йорк. Они с Дягилевым видятся впервые через три года после расставания. И первая же встреча, разумеется, оборачивается скандалом. Нижинский не хочет выходить на сцену, пока не получит денег, которые Дягилев задолжал ему за все прошлые годы выступлений. Спор удается уладить: Дягилев платит Нижинскому 24 тысячи долларов[119], и уже 12 апреля Нижинский танцует свою коронную партию в «Петрушке» на сцене Метрополитен-оперы.

Выступления в Нью-Йорке продолжаются больше трех недель, они очень успешны, — и Дягилеву предлагают повторить тур осенью. Он, конечно, соглашается, но предлагает организовать новые гастроли Нижинскому, а сам вместе с труппой отправляется в Европу. На обратном пути Дягилев снова паникует, а его верный лакей Василий молится.

Незамеченная резня

Брусиловский прорыв вызывает в обществе невероятный восторг. После сплошных неудач 1915 года — снова всплеск оптимизма и патриотизма. Всеобщая любовь к Брусилову сочетается с раздражением в адрес генерала Куропаткина. Его имя и так ассоциируется исключительно с унизительным поражением в русско-японской войне, — теперь же его обвиняют еще и в том, что он, как обычно, выжидает и не приходит на помощь Брусилову.

Все остальные новости отступают на второй план. В том числе и восстание в Средней Азии — на территории современных Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Туркменистана и Таджикистана.

В июне премьер Штюрмер готовит приказ о призыве мужского населения Туркестана в возрасте с 19 до 43 лет в прифронтовые области на принудительные работы — предполагается, что 200 тысяч киргизов (тогда так называли все населяющие Среднюю Азию народности) должны рыть окопы. По российским законам инородцы (сословие, к которому относится все мусульманское население Средней Азии) не подлежат призыву на военную службу. Но новый приказ все меняет.

Приказ вызывает волну протестов: вывоз всех взрослых мужчин на войну фактически обрекает остающихся женщин, детей и стариков на голодную смерть. Проблема усугубляется тем, что указ публикуют в самом начале сезона сбора хлопка. Кроме того, мусульмане не хотят участвовать в войне против халифа — султана Османской империи. Последней каплей становятся злоупотребления мелких чиновников: поскольку у местных жителей нет документов, возраст определяют на глаз — а значит, за взятку могут любому дать меньше 19 или больше 43, а могут и наоборот.