Я-то свою жизнь прожила, мне уже 65 лет, ну, сколько я еще проживу. А дети, вот с внучкой проблема. Она ведь у нас азербайджанка (дочь Л. была замужем за азербайджанцем. –
Уровень образования в республике, как, впрочем, и в целом по СНГ, за годы независимости заметно понизился. Без специального исследования трудно сказать, насколько успешно посредством учебников истории распространяются национальные мифы и находит своих поклонников этноцентристская версия истории. Но недооценивать их влияние на формирование образов и представлений у детей и подростков о себе, о группе, с которой они себя идентифицируют, и о других, в частности о соседях по региону, не стоит.
В заключение хочу вернуться к вопросу, которым Л. заканчивает свое интервью: думаю, что для профессоров, писавших постсоветские школьные учебники, «все было» совсем не «так плохо» в их советском прошлом. Для тех, кто готов выполнять политические заказы, как в древней легенде, «всегда найдутся слоны, которых надо напоить допьяна».
Виктор Шнирельман Президенты и археология, или Что ищут политики в древности: далекое прошлое и его политическая роль в СССР и в постсоветское время
Почему людям так важна связь с предками? И почему речь часто идет не об индивидуальной генеалогии, а об обобщенных предках народа, о глубоких исторических корнях? Чем привлекает отдаленное прошлое и почему особую страсть к нему испытывают этнические меньшинства и молодые национальные государства, возникшие из обломков бывшей империи? Почему образ отдаленного прошлого кажется им столь привлекательным и почему ему иной раз удается оказывать на людей более сильное эмоциональное воздействие, чем мифам о недавнем прошлом?
Во-первых, недавнее прошлое достаточно хорошо освещено документами, в нем действуют известные люди со всеми их достоинствами и недостатками, и этих людей нелегко идеализировать. Достоинством далекого прошлого является то, что о нем мало что известно, и поэтому имеющиеся скупые свидетельства, допускающие самую разную трактовку, позволяют создавать весьма привлекательные образы отдаленных предков. Во-вторых, общественные отношения недавнего прошлого отягощены социальными барьерами, и такое общество трудно представить органическим единством. Зато общества отдаленного прошлого, обезличенные разрушительным действием времени, много легче изобразить в виде культурных целостностей и наделить их единой волей, превратив в коллективных былинных богатырей, культурных героев. И это сплошь и рядом используется современными политиками для преодоления внутренних расколов в обществе, вызывающихся социальными или религиозными противоречиями, а также трибализмом или регионализмом. В-третьих, не всякое прошлое способно удовлетворить запросы современных народов. Для многих из них последние столетия ассоциируются с колониальным гнетом, рабством и зависимостью. Все это, разумеется, не способно воспитывать чувство самоуважения и гордости за предков. Более привлекательным кажется отдаленное доколониальное прошлое, когда народ был свободен, независим, устраивал славные военные походы против врагов, имел значительные самостоятельные культурные достижения (изобретение металлургии, письменности, создание богатой фольклорной традиции, возведение величественных архитектурных сооружений и т. д.) и в оптимальном варианте обладал своей достаточно древней государственностью. Такое прошлое и представляется Золотым веком. Наконец, в-четвертых, популярно мнение, что многовековая преемственность придает особый престиж культуре и заставляет считаться с ее носителями, позволяя им претендовать на высокий социальный статус. Следует иметь в виду также то, что образ отдаленного прошлого социален по определению в том смысле, что он важен не столько для отдельного индивида, сколько для группы, поскольку наделяет ее идентичностью.