Президент достаточно окреп для ассиметричного ответа на давление и устрашение. Как террористы, так и заказчики террористов, по всей видимости, этого не ожидали. Они все еще действуют по принципу прогнозируемой реакции в рамках существующих правил. Но Путин ответил: правила здесь устанавливаете не вы.
Если представить себе, что евроатлантическая тайная элита состоит из двух отчасти враждующих, отчасти диалектически взаимодополняющих крыльев, то мы догадаемся, что те же силы, которые спровоцировали (либо организовали) атаки 11 сентября 2001 г., сегодня пытались надавить на Россию. Буш и Путин выступали скорее как объекты давления, нежели как субъекты.
В. В. Путин действует гораздо «циничнее», чем это было до сих пор принято в России. Путин стал циничнее и прагматичнее, чем сами заказчики террора. Вряд ли следует признать нормальным состояние, когда СМИ взвинчивают общественное сознание до высоких градусов напряжения без достаточных на то оснований. Но если кто-то использует эффект
Террористический акт не способен поколебать конституционные основы. Поэтому и нет никакого «совместного правотворчества» террористов и власти. Скорее нужно говорить о том, что Путин использует всевозможные экстраординарные поводы для своих целей. Повод «террористической войны» довольно ничтожный, как это ни цинично звучит (но только цинизмом сейчас все объясняется). Если бы крупные теракты приводили в истории к серьезным реформам, то динамика истории была бы совсем другой.
Нынешняя историческая ситуация характеризуется дефицитом трагедий. На фоне масштабной войны теракты, даже с тысячами жертв, оказались бы незамеченными. Террористы не воюют с наступающей империей, они гуляют по просторам схлопывающейся державы, питаясь энергией этого схлопывания. Более того, сам террор является ничем иным как симптомом отступающей империи.
Но важно другое: Путин дал асимметричный ответ не потому, что устарела тактика прямых ответов, а потому, что ему крайне несимметричной видится сама угроза: асимметрия, искривление пролегает в пространстве от инструмента к тому, кто пользуется этим инструментом. Некоторые уже обратили внимание на то, что Путин начал намекать на скрытую действительность террора как инструмента. Так может быть ответ президента не столь уж асимметричен? Может быть, это лучший из возможных ответов? Эксперты и аналитики здесь явно не входят в число посвященных, но являются скорее гадателями и угадчиками.
На мой взгляд, речь идет не о том, чтобы вступать в «третью мировую войну», поскольку у этой войны нет реальных субъектов (строго говоря, коалиции, если она возникнет, не с кем воевать, кроме мифических международных призраков, которых режиссируют нанятые для давления и устрашения террор-технологи). А воевать вместе с Израилем и США против арабских стран и Ирана Россия не будет. Впрочем, возможно, террор-технологи смотрят еще дальше: и им нужно только, чтобы Россия не мешала Америке поставить на колени Сирию и Иран. В таком случае следует признать, что их стратегия в целом оправданна. Но издержки ее внутри России могут перевесить полученные выгоды на Ближнем Востоке.
Как и раньше, главной внутрироссийской проблемой остается отсутствие положительной повестки дня государственной идеологии. «Оздоровление государственного организма» — это все еще риторика. Правда в этой риторике есть очень бодрые сдвиги: Путин последовательно проводит метафору «государство — организм», «страна — организм». А эта метафора сугубо консервативная, традиционалистская. В речи Путина на расширенном заседании правительства слово «организм» было произнесено 7 раз. Власть мыслит Россию не как мертвую систему, а как живое целое, причем органичность государства мыслится не только как данность, но и как требование и задача: