Империя и воля. Догнать самих себя

Сейчас, в самом начале XXI века Россия стоит не перед выбором своего пути, но перед своего рода исторической неизбежностью. Мы вновь вынуждены нести в себе, в своих сердцах распрю мутации и традиции, мы вновь в чем-то возвращаемся к до-смутному (теперь это означает — советскому) времени, в чем-то к предыдущему досмутному времени (России петербургского периода), а в чем-то и в «девственную» Московскую Русь. Но при всем при этом мы входим в XXI век с его вызовами и угрозами — и то, что стоит за нашими плечами, наша национально-культурная традиция сегодня уже гораздо более зрелая и опытная сущность, чем в XVII веке, более богатая историческим содержанием, опытом «обманов» и «превращений» чем даже 20 лет назад. Не исключено, что пройдя через череду Смутных времен, мутаций и реакций, мы как традиция-цивилизация приблизились к нашей собственной идентичности так, как сами собою, в спокойном развитии, мы бы никогда не приблизились.

Окончательный выход из Смутного времени, преодоление его последствий осуществляется через встраивание мутации в традицию-систему, переваривание мутагенных сил силами традиционного порядка, перестройку цивилизации с тем чтобы адаптироваться к мутагенным агентам, превратив яд в прививку. Ответ на кризис Смутного времени нельзя подсмотреть, скопировать у соседей, он может быть почерпнут только в сокрытых кладезях самой национальной традиции. Ответы на Смутные времена и выводы из них, как правило, запаздывают у всех и всегда. Россия неоднократно переживает этот опыт цивилизационной борьбы со своим конкурентом, играющим на опережение.

Наша «Казанская»

Праздник окончания Смуты

Символическое иногда бывает важнее буквальной злобы дня.

Не хочу скрывать, что считаю введение нового праздника символически позитивным сдвигом к здравой историософии. (А историософия в России всегда была важнейшим фактором кристаллизации стабильного мировоззрения — пока не «устаканится» представление о собственном прошлом, русские не способны активно строить настоящее и проектировать будущее.)

В отличие от праздников-симулякров ельцинского времени — 12 июня и 12 декабря — с их абсолютно фальшивой риторикой (мнимым освобождением ЭрЭфии; Конституцией, мнимо всенародной, на деле же сочиненной «книжниками» и «законниками» не на основе «духа народа» и не исходя из его истории) новый праздник, напротив, отвечает духу народа, исходит из истории, являет архетип сегодняшнего исторического момента — выхода из очередной Смуты.

Фактически мы имеем дело с первым церковно-государственным праздником после разделения Церкви и государства в 1917 году. Рождество таковым не является, поскольку его введение в реестр красных дат представляет собой иную мысль нашего государственного разума, а именно: аналог-дополнение к гражданскому Новому году. Здесь произошла своего рода реституция самых очевидных из наших духовных традиций, но еще не воссоединение церковного и государственного представлений о празднике.

Что объединяется в этом празднике?

Итак, 4 ноября, «Казанская» (в конечном счете, именно под таким, неформальным, названием этот новый нерабочий день и будет употребляться в широких массах) — синтез в первую очередь церковного представления о национальной истории с представлением государственным (выход из опаснейшего кризиса власти) и земским, то есть общественным, общинным, связанным с мнением народным (выход из глубочайшего социального кризиса).

Если говорить о конкретных лицах, в которых воплощается этот синтез, то мы должны вспомнить в первую очередь Священномученика Патриарха Ермогена, который был непосредственным участником событий явления Казанской иконы в 1579 году а затем вдохновителем преодоления Смуты и указателем на Казанскую Божию Матерь как символ этого преодоления. Затем следует вспомнить о государственных деятелях, таких как Скопин-Шуйский, воеводы Шеин и Ляпунов, наконец, князь Пожарский. Земское начало было представлено народным ополчением, которое стало главной ударной силой, очищающей Русь от иноземцев и всевозможного отребья (возглавляющих его самозванцев, по-народному, «воров», коррумпированных боярских кланов изменников и тогдашних ОПГ — как казачьих, так и великоросских). Иван Сусанин, Козьма Минин, многочисленные известные и безымянные герои и мученики стали навсегда этими символами русского земского духа.

В такого рода празднике как Казанская осуществляется синхронизация исторического сознания, выведение некоего единого для национального организма ритма. Собственно, все церковные праздники представляют собой подобное временно́е воплощение органического ритма, живого дыхания Церкви-организма. Однако в данном случае через синхронизацию ключевых точек годового цикла единый ритм задается не только церковной, но и всей национальной культуре.