Империя иллюзий

Внутрь вошла с максимально возможной осторожностью и бесшумно приблизилась к кровати. Убедившись, что лежащий на боку раб спит, быстро осмотрелась, оценив совершенный порядок. Прошла к одному из платяных шкафов и достала тот самый костюм, в котором ходила днем. Когда рука нащупала и достала искомый флакон, в тело ворвалось два самых противоположных чувства: радостное вожделение предстоящего удовольствия и горькое раскаяние, понимание, что она совершает дурной поступок, губит нечто светлое и ранимое, совершает огромную ошибку. Несколько минут эти два антагонистических чувства боролись в сознании девушки между собой, но все-таки матриархальное воспитание, въевшиеся в кровь привычки и традиции победили. Она твердо решила поэкспериментировать со своим саброли и окончательно выяснить высшую истину: что прекраснее – подлинные чувства или искусственное возбуждение с помощью наркотического нектара. Плохие последствия для себя она отвергала сразу, вполне прозаично рассуждая, что после любого эксперимента все всегда можно будет вернуть на прежние места.

Именно с этими твердыми убеждениями она и приблизилась к кровати с приготовленным флаконом и пораженно замерла в одном шаге от цели. Теперь ее саброли лежал с открытыми глазами и с растерянным непониманием смотрел на свою хозяйку. Разглядев у нее в руке приготовленный к использованию флакон, он вздрогнул и со стоном спросил:

– Коку! Ну зачем тебе это? – потом приподнялся на локте: – Я ведь тебя и без этой гадости люблю и обожаю. Ты самая лучшая из всех женщин, которые мне встречались во всех мирах! Отбрось это и иди ко мне!

Да только в баронету словно бес вселился. С каждым произнесенным парнем словом она закипала от злости все больше и больше. Особенно ей было неприятно, что ее, как воровку, поймали в самом начале неблаговидного поступка. Но то, что она творит какое-то преступление, Мелиет побоялась бы признаться даже самой себе. Скорее всего, именно поэтому она не выдержала и сорвалась на крик:

– Чего это ты мне указываешь?! Подлый и гнусный обманщик! Боишься, что твои притворство и ложь сейчас раскроются? Догадываешься, что твои душевные порывы окажутся мастерским обманом, а я раскушу эту мерзкую подделку под настоящие чувства? Не смей мне никогда больше перечить, ублюдок! Открой рот!

Она уже и так заметила, что саброли весь дрожит от предвкушения и его организм давно требует приема этого сладостного дурмана. Но каким-то чудом он продолжал себя контролировать и сдерживать, хотя глаза и стали наполняться слезами муки и отчаяния.

– Коку! Я тебя умоляю: не губи нашу любовь! Одумайся! Нас ждет ночь настоящей любви, а не какая-то подделка с помощью шауреси. Если ты не остановишься, мое сознание может сломаться, я забуду твою уникальность и стану бесчувственным саброли, которому все равно кого обнимать! Прошу…

– Молчать! – взвизгнула баронета, осознавая только краем сознания, что по странным причинам начинает терять над собой контроль и вот-вот поддастся на уговоры. И это показалось ей очень страшным. – Лечь!

И после этого приказа истерическим тоном резким движением приставила раскрытый флакон ко рту саброли. Тот дернулся с мучительным стоном от боли, но розовые капли нектара уже попали ему в рот. Полные укора и страдания глаза стали стекленеть, привычно унося мужчину в мир бешеных сексуальных иллюзий. Губа оказалась чуть рассечена, и на ней выступила капелька крови. Чтобы ее не видеть и чувствуя, как ее сердце сжимается от леденящего холода, Коку отвернулась от кровати и стала поспешно раздеваться. И не к месту вдруг вспомнила, что вот точно так же она уже снимала это платье совсем недавно, но тогда совершенно другой мужчина был готов наброситься на ее плоть и жадно терзать своими любовными пытками. А сейчас это сделает он, тот, кого она жаждет больше всего! Сейчас все решится!

Она еще не успела обернуться, как окаменела от раздавшегося за спиной голоса:

– О! Моя госпожа! Дай мне возможность прикоснуться губами к твоему божественному телу!

Задрожав всем телом, баронета резко развернулась и расширенными от ужаса глазами наблюдала сотни раз виденное действо. Совершенно преобразившийся мужчина поднимался с колен и протягивал подрагивающие от нетерпения руки к своей хозяйке. Плечи его расправились, подбородок приподнялся, на щеках горел румянец. Вдобавок в его глазах пылало столько страсти и неутолимого желания, что в этих ручьях обещанного удовольствия можно было купаться. Да вот только никакой искренности, никакой душевной теплоты, никакого любовного сияния в глазах. Только одна похоть и искусственное желание подчиняться сексуальным капризам и выполнять любое желание, произнесенное голосом «кормилицы». Теперь раб уже казался совершенно не тем. Вернее, он и так оставался рабом, тем самым саброли, который еще днем доводил Коку до вершин неземного удовольствия, только теперь он выглядел тусклым, серым и почти безжизненным. Страшное, искусственное притворство теперь просматривалось в каждом его жесте, каждом слове и в каждом томном вздохе.