Читаем Империя. Исправляя чистовик полностью

Империя. Исправляя чистовик

Возвращаясь же к нашим баранам, совершенно ясно, что до жирафа наконец-то дошло, что единственная гарантия сохранения его власти и головы — мы и наша помощь. Полгода человек, как сказали бы в Одессе, ходил по Дерибасовской и строил из себя не пойми кого. И вроде пример тех же соседей, тех же Болгарии, Сербии и Черногории был явным — я не вмешиваюсь во внутренние дела союзников, пока их внутренние дрязги или военные авантюры не ставят под угрозу наши интересы и общую безопасность. Ну, в данном случае, лучше поздно, чем никогда. Точнее, лучше в последний момент, чем поздно.

Подвожу итог.

— Сбросить тебя с трона я не дам. Воевать за вас мы в этой войне не будем, но поможем. И вооружением, и деньгами, и добровольцами. Но обещай мне одно, Кароль. Это будет исключительно румынско-венгерская война за Трансильванию. Вы не будете пытаться втянуть в эту войну союзников по Новоримскому Союзу или третьи державы, и не станете претендовать на большее.

Мой румынский собрат с минуту жевал желваки, явно подавляя готовую сорваться из его уст резкую отповедь, но разум победил, он не в том положении, чтобы становиться в позу. И лишь сказал короткое:

— Объяснись.

— Ты понимаешь, что примерно так и начиналась Великая война? У всех был свой интерес, в том числе и у твоей Румынии, хотя вы вступили в войну не сразу. Вот и сейчас слишком многим хочется поживиться за счет Венгрии, разорвав ее на куски. Вступит и Германия, вступит Сербия, Италия имеет свои виды на приращения, и даже Болгария с удовольствием урвет свой кусок от венгерской туши. Начнется бойня. Вторая часть Великой войны, итогами которой недовольны почти все…

— Ну, вам-то грех жаловаться! Столько взяли!

Он тут же плотно сжал губы, явно досадуя на свою несдержанность. Что ж, за такое надо учить.

Отвечаю и в моем голосе слышится лязг стали:

— Мы взяли многое. Взяли путем героизма солдат и блистательных военных побед. Например, мы освободили Румынию и вернули ее вам. Но, мы будем защищать свои приобретения и свои интересы, в том числе и в Румынии. Ты, Кароль, впустую потратил полгода, не сумев укрепить свою власть ни самостоятельно, ни обратившись ко мне. Результат — кризис, в котором мы все оказались. Это ясно?

Тот упрямо молчал.

— Я услышал твой план выхода из ситуации. Возможно, план толковый, но ты слишком поздно на него решился, чем поставил под угрозу мою любимую племянницу, свою жизнь и корону, и наши интересы в Румынии. Я долго не вмешивался в ваши внутренние дела, но вы создали проблемы не только себе, но и мне. Так что, теперь, будь добр, изволь послушать мой план выхода из этого кризиса. Первое. Ты незамедлительно объявляешь войну Венгрии…

* * *

РУМЫНИЯ. БУХАРЕСТ. КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ КОТРОЧЕНЬ. 10 мая 1919 года.

Поняв, куда я иду, и главное с кем я туда иду, из толпы моих людей вдруг проявилась женская фигура в форме генерал-майора Свиты и четко ставя уставной шаг, взяла под козырек.

— Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие! Получена депеша. Где вам угодно будет ее прочесть?

Я взглянул на Кароля. Тот пожал плечами и указал на какую-то дверь неподалеку.

Кивнув царственному собрату, я прошел в указанном направлении, пропустил вперед даму, и закрыл за собой дверь.

— Что?

Ясные голубые глаза смотрят на меня поверх закрывающей нижнюю часть лица форменной маски «От Натали». Голос полон решимости.

— Государь, прошу простить мою дерзновенность, не смею обсуждать ваши повеления, но верно ли я поняла, что Михаил и Георгий будут присутствовать на том балконе?

Киваю.

— Да, все верно, баронесса.

Мостовская смотрела мне в глаза с испуганным отчаянием.

— Простите, Государь, но это просто опасно. Все наши службы задействованы в готовности к экстренной эвакуации Вашей Особы в случае возникновения экстренной ситуации. Разумно ли подвергать угрозе еще и жизни детей?

Я невольно отметил тяжесть пистолета в ее кобуре. А стреляет она очень хорошо.

Отвечаю спокойно:

— Баронесса, возвращайтесь к исполнению своих обязанностей.

Секундное колебание и она, приложив руку к своей пилотке, четко повернулась через левое плечо и сделала шаг к двери.

— Ольга.

Она вновь четко повернулась и замерла, глядя мне в лицо.

— Слушаю ваших повелений, Ваше Всевеличие!

Говорю мягко.

— Оля, так надо. Они сыновья Императора. Они должны привыкать.

Вскрик с ноткой истерики:

— К чему привыкать, Миша? К тому, что их убьют???

Она впервые назвала меня по имени. Но это был неподходящий момент для одергивания.

— Да, в том числе и к тому, что их могут убить. Привыкать повелевать людьми и толпами, а научить этому без практики невозможно. Они Светлейшие Князья и сыновья Императора. Это их судьба.

Ее лицо вдруг дрогнуло под маской, и она всхлипнула:

— Это мой сын!

Мягко киваю.

— Я помню, Оля. Это и мой сын. Сын — Императора.

Мостовская закрыла лицо ладонями и прошептала с отчаянием:

— Да будь все это трижды проклято…