Империя. Исправляя чистовик (СИ)

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 1 июня 1919 года.

Поляна, плетеные кресла, плетенный столик, фрукты, шоколад и вино. И горящий перед нами костер.

– Кто ты, Михаил Романов?

Я несколько опешил от вопроса любимой.

Хмыкнув, я уточнил:

– В каком смысле, радость моя?

– В прямом.

Сказано было расслабленно, Маша сидела в кресле, вытянув вперед ноги, держала в руках бокал красного вина «Lacryma Christi». Ее глаза спокойно смотрели в огонь и оранжевое пламя отражалось в глазах моей ненаглядной.

А она действительно повзрослела, пропала суета и желание что-то кому-то доказать, к грации Тигрицы добавилась уверенность Драконицы, смотрящей в пламя и спокойно творящей его.

Я вдруг подумал, что Мостовскую сейчас от нее отличает лишь страх. Маша же не боялась никого.

Пытаюсь сделать вид, что не понял вопроса.

– Ты о чем, любимая?

Она пригубила вино, посмаковала вкус, и, все так же спокойно, сообщила:

– Ты не тот, за кого себя выдаешь.

Оп-па! Приехали.

Не дождавшись от меня чего-либо, Маша продолжила:

– Ты меня давно удивлял. Ещё до нашей первой встречи. Просто невообразимый человек по своему масштабу. А когда я узнала тебя поближе, я поняла, что я ошибалась, сильно преуменьшив твой масштаб. Ты – один из величайших людей за всю историю человечества. Возможно, сродни Александру Македонскому, Карлу Великому, Леонардо да Винчи, Наполеону Бонапарту или Чингисхану. Впрочем, я не совсем уверена в том, что они были не сродни тебе.

Маша пила вино. Я молчал. Тема становилась опасной, но еще более глупо было бы сейчас попытаться играть дурачка и юлить. Она не потерпит фальши. Не знаешь, что сказать? Молчи. И я молчал. Посмотрим, к каким выводам пришла моя суженная, а уж от этого и будем плясать.

Но Маше мой ответ был особо и не нужен. Во всяком случае сейчас. Она все так же расслабленно продолжала свой монолог.

– Я тебя не только люблю, но ты мне ещё чрезвычайно интересен, как человек, да так, что я хочу написать о тебе биографическую книгу, для чего я взяла на себя труд систематизировать все то, что знаю о тебе. Нет, не скажу, что собранный материал меня сильно потряс, но он мне помог сложить воедино ту мозаику, которую ты активно и усиленно прячешь, постоянно пытаясь смешивать части общего рисунка.

Моя любимая половина вновь отпила из бокала. А она напряжена, пусть это прячется за маской потрясающей расслабленности, но обычно она никогда так часто не пригубливает вино, когда говорит. Это признак ее внутреннего напряжения, словно она ищет поддержки и ищет силы, черпая их из этого, красного, словно кровь, напитка.

«Lacryma Christi». «Слезы Христа».

Случаен ли выбор?

– И я обнаружила, что твоя жизнь делится на два периода. Вся жизнь до 27 февраля 1917 года и вся жизнь после этой даты. До – один человек, а после – другой. Никогда прежний Михаил Романов не смог бы совершить того, что совершил ты. Он просто не был способен на это. И я понимаю, за что тебя любит Мостовская.

От неожиданности я закашлялся.

Маша усмехнулась и похлопала меня по спине.

– Да, я знаю, что Мостовская тебя без ума любит и я знаю почему. Или, если хочешь, за что. Она много лет носила боль в сердце и обиду в душе. Ты прежний предал её, ты оказался великокняжеской тряпкой.

Сказала, как припечатала. Именно тряпкой припечатала, мокрой и вонючей.

Жена с интересом посмотрела на мою реакцию.

Не знаю, что она там себе ожидала увидеть, но я усмехнулся.

Маша кивнула своим мыслям.

– Она больно рыдала ночами и презирала тебя. Тебя прежнего, предавшего ее и сына, пусть даже ты о нем ничего и не знал. Но на женщин такие аргументы мало влияют. Раз сын есть, значит ты его предал тоже.

Да, уж, у Маши слишком накипело, раз уж она мне решила разложить все по полочкам. Что ж, откуда нам, мужикам, знать, что в душе у женщин? А вот одна женщина другую всегда поймет. Я помню доклады Евстафия, что Маша и Оля, чуть ли не обнявшись рыдали, над моей почти бездыханной тушкой, когда я едва не отошел на минутку в мир иной.

– И тут вдруг на сцене появляется ее Миша. Нет-нет, не становится Царем и все такое, всё это пустое и не настолько важно. Появляется именно ЕЕ МИША, тот образ, о котором она мечтала, который она всем сердцем полюбила, с мечтой о котором она изменила мужу, который ей все эти годы являлся в мечтах и снах, после которых она каждую ночь рыдала в подушку все больше и больше. Она знала тебя, она любила тебя, она презирала тебя, она ненавидела тебя, и, вот, вновь полюбила. Значит, что-то изменилось. И дело не в том, что ты – Император, а в том, что ты стал именно ЕЕ МИШЕЙ. Ее мечтой. Именно таким, по которому она грезила – сильным, властным, умным, уверенным в себе… и верным. Пусть даже и мне.

Новый глоток.