Империя камня и веры

На что зал ему так же яростно ответил:

– Либерализму слава!

Зал готов. Слова Алехандро настолько раскосили серые и охладевшие души людей, что они, можно сказать, были расплавлены и размягчены, готовясь слиться в единое образование. В зале не было больше людей, была одна большая мешанина и толпа, готовая пойти за своим вождём куда угодно, лишь бы только он приказал. И это состояние народа напомнило Габриелю, который был в толпе ликующих, то, что было во время шествия и празднования фестиваля. Всё то же: фанатизм, ликование и безграничная вера к говорящему… всё то же самое. Габриель подумал про себя – «разве это свобода, когда люди бездумно стремятся подражать одному человеку?». Юноша хоть и стоял в этой толпе, но его переполняло отвращение от происходящего, ибо оно попирало свободу как таковую, вновь подменяя её подражанием.

Но тут Алехандро уже поднял руку по другому, в знак того что залу необходимо успокоиться и снова начать внимать новым словам. И действительно, гул в зале стал понемногу стихать, предоставляя возможность парню вновь говорить. Алехандро немного прокашлялся от першения и снова обратил свои глаза в зал. Мастер готов лепить из душе-пластилина любые фигурки по собственному усмотрению.

– Вы долго жаждали действий, братья и сестры мои. Вы ждали того дня, когда вы перейдёте к действию. Сегодня, здесь и сейчас мы переходим к немедленным изменениям. Да, нам пора меняться и я говорил с Давианом. Он мне рассказал, что вы голосовали за введение структуры и иерархии, но не обсудили какой. Так вот, будучи в заключении я познал некоторые основы структуры сообществ. Меня просветили хорошие и умные люди, тоже попавшие в лапы режима, рассказавшие как можно лучше обустроить наше «братство», а поэтому я сейчас на ваш суд, на народный, свободный и демократическое судилище, вынесу свой проект структуры нашего великого «братства».

Зал замер в ожидании того, что сегодня способно было изменить их «братство» в корне, поставив его на первый шаг к «новой эре».

– Во–первых, в нашем «братстве» будет свой председатель, этакий президент сообщества, которого мы естественно станем выбирать демократическим путём. Он будет направлять, а не управлять, ибо главным органом управления нашим «братством» будет «Всеобщее собрание», на котором будут собираться все члены, и будут решаться самые основные вопросы, но по незначительным и неосновным вопросам будет работать наш «Координационный совет». В этот совет люди будут естественно выбираться, и он будет состоять из двадцати человек. Так же все члены данного сообщества, которые не будут входить в «Координационный совет», будут разделены по разным направлениям профессиональной ориентации. Я хочу разделить наше сообщество на несколько групп, ориентированных по специализации. Я хочу ввести такие группы: агитационная, которая будет заниматься агитацией среди наших друзей, что до сих пор находятся в неведении; рабочая группа, что будет исполнителем поручений, связанных с простейшей физической деятельностью; группа писцов будет заниматься написанием новых брошюр, методичек о нашем братстве, – приостановившись, Алехандро слегка и самодовольно улыбнулся и продолжил. – Я, конечно, понимаю, как это всё нудно и поэтому на этом я думаю можно закончить с определением групп. Если нам ещё что ни будь понадобиться, то мы это обсудим и примем, если на то будет надобность нашего великого «братства». Все избрания, в «координационный «совет, и на должность председателя братства, будут проводиться честные альтернативные выборы. И думаю, что мы можем провести их через несколько дней. Вы, мои братья, согласны?

Зал взирает на Алехандро, как счастливый слуга на милосердного хозяина. Юноша не просто разогнал серые тучи в душах людей и насытил их дух, он вселил в них надежду, он стал действовать. Однако никто не спешил с ответом. Зал перешёптывался, совещался. Было понятно одно: симпатии «братства» неоспоримо были на стороне Алехандро.

Но не все были так лояльны к новому, только что установившемуся, порядку. Был тот, кто стремился проклясть любые реформы новоиспечённого либерала. Глаза Давиана переполнены ненавистью к этому человеку, раскочегаренной жгучей юношеской завистью. В его глазах читался голод, и зияла великая жажда, но это было желание не того, чего желали другие. Голод Давиана сочетался с такими понятиями как возмездие, ненависть и лишение, ведь только что, Алехандро вырвал у Давиана столь заветное лидерство и теперь парень хочет сам предложить свою иерархию, свою организацию братства, более эффективную, как ему казалось. Именно Давиан хотел встать во главе братства и повести его за собой, а значит и за своими идеями и мировоззрением. Либерал только что попрал коммуниста, но Давиан уже не мог ему чего–либо противопоставить, ибо лояльность братства была вся на стороне Алехандро. И Давиан склонился. Он не стал противопоставлять себя и антогонизировать себя по отношению к Алехандро, затаившись, до того когда наступит удобный момент вырвать лидерство.