Империя камня и веры

Это Марсель. На календаре стоит прекрасное тридцать первое августа. Последний летний день щедро одаривает приятной теплотой землю и горожан, грея их. Ласково пригревающее солнце постепенно уходит из зенита, чем говорит о том, что скоро настанет момент прохладного вечера.

На улицах прекрасно, всюду играет музыка, похожая на молитвенные гимны и поднимающие дух агитационные стихи, изливающиеся из всех рупоров, колонок и граммофонов, которыми город был просто усеян. В воздухе витает запах не салюта или сладостей, а устойчивое и резкое амбре благовоний, которые по прошению церкви Рейха разжигались Министерством Ликования и Радости. Обстановка говорит о великом празднестве и тех, кто веселился недостаточно министерство Ликования и Радости могло допросить и если причина хмурого настроения была недостаточной, то следовал огромный штраф. Ведь это праздник, а значит, все должны веселиться. И в любые торжества на улицы выходили не только обычные люди, но и слуги бессчетных министерств, священники новой католической церкви – Империал Экклесиас и представители Культа Государства, одетые в свои потрёпанные и пропитанные солью пота рясы. Они неустанно следят за тем, как проходит празднество и само их присутствие заставляло радоваться людей сильнее, ведь никто не хотел испытать на себе палящего жара Ласкового Солнца, как называли Канцлера и все его карательные структуры.

По праздничной улице, с папкой в которой лежали бланки, с улыбкой на лице шагал слуга министерства Радости и Ликования, что входило в систему структур «молота правительства» Рейха – «Имперор Магистратос». Ему было поручено важное задание – искать тех, кто недостаточно сильно радуется такому великолепному празднику как День Учреждения Министерства по Надзору за Сбором Древесины. Оно было не таким старым, как остальные, но и здесь, как сказано в Фолианте Гражданина: «Является прозорливость и мудрость нашего великого отца государства – Канцлера». И количество дерева выросло, пускай это министерство стало требовать больше заключённых, которые умирали как мухи, для сбора и заготовки деревянных досок. Главное, что показатели поднялись, а только это важно для Рейха.

Человек с папкой и решил посчитать, сколько же министерств на самом деле. Пока слуга структуры шёл и вспоминал, он насчитал более ста министерств. И он улыбнулся этому, ведь практически все сферы жизни были под контролем великого Рейха, а значит, никакого беспорядка и хаоса в управлении не может быть. Пускай они затянули петлю на свободе, ведь это было не так важно, как порядок и стабильность, обещанные Канцлером. Ведь ещё государственный святой говорил: «нет большего идеала, чем полный контроль над всем, что только можно, ибо тогда ничего и никогда не падёт, и не канет во тьму».

Слуга министерства улыбнулся ещё больше, когда увидел своего старого друга – рабочего с завода по сбору автомобилей.

– Здравствуй. Как на заводе? Как работа? – с заинтересованностью вопросил служащий правительства.

– Всё отлично, – радостно и ликующе ответил его друг. – Как видишь, нас отпустили намного раньше. Только помолились полчаса за здоровье Канцлера и вечное существование Рейха и пошли.

В душе слуги министерства поёт радость, ибо нет ничего важнее в стране, чем неделимое воссоединение церкви и государства, ибо только тогда общество станет просвещённым и морально чистым. Только тогда будет выжжена всякая ересь и противная сути человеческой попирающая нравственность идея. Все отхождения от нравственности и единоверия должны быть строго пресечены, ведь только тогда страна станет нерушимой империей, в которой люди мирно и бесконфликтно сосуществуют друг с другом и их чистые души не развращает всякая пошлая идея. Само слово «пошлость» в архисловаре Рейха трактовалось как: «любое отступление от норм морали, идейности и мировоззрения, заданными Богом и Канцлером». И даже существует статья в уголовном кодексе «За развращающую пошлость».

Служащий министерства был рад такому положению дел, ведь это обеспечивало единство и братство – недостижимый идеал государств старого мира.

Но рассказ друга продолжался, и покорный слуга правительства продолжал внимать ему:

– Сегодня ещё один рабочий предлагал полностью роботизировать производство.

В душе проверяющего настроения сразу вспыхнул протест, который мгновенно был погашен и перешедший в радость репликой рабочего:

– Но его сразу арестовали.