В 879 г. греческий адмирал, посланный защищать Сицилию, захватил несколько торговых судов, которые, несмотря на войну, осуществляли торговые перевозки между Италией и Сицилией. Ему досталось такое количество оливкового масла — это, кстати, доказывает, что суда прибыли из Африки, — что цена на этот товар в Константинополе упала до смешного уровня.
Помимо прочего, торговцы из городов Южной Италии продавали арабам-магометанам рабов. Папа упрекал за это и торговцев, и городские власти. В 836 г. между Неаполем и герцогом Беневенто уже существовал торговый договор, дававший неаполитанцам самые широкие торговые права, что, впрочем, скорее всего, было неизбежно. Но этот договор запрещал неаполитанцам покупать рабов-лангобардов с целью их дальнейшей перепродажи. Из этого мы узнаем, что рабов поставляли из Ломбардии, то есть с территории Франкской империи.
В то же время эти торговцы одержали в 849 г. выдающуюся по значению победу над арабами в морском сражении недалеко от Остии — «морских ворот» Рима. А св. Януарий пользовался в Неаполе таким же почитанием, как св. Марк в Венеции.
Из всех приморских городов Южной Италии «самым торговым», так сказать, был Амальфи — он жил исключительно за счет торговли. Амальфи располагался в гористой местности; на склонах гор и холмов было много леса, и этот лес в виде строительной древесины активно вывозили в заморские страны вплоть до Сирии.
Однако если не принимать в расчет торговлю, то между этими торговыми центрами и герцогством Беневенто понимания не было, а конфликтов — сколько угодно. Да и между собой эти города не могли найти взаимопонимания. Около 830 г. Неаполь пошел на союз с арабами-магометанами, чтобы защититься от притязаний герцога Беневенто. Неаполитанцы вновь заключили с ними союз в 840 г., чтобы противостоять влиянию Византии, которое стало нарастать, когда на византийский престол взошел Василий I. В это же время Гаэта сначала также пошла на сближение с арабами, но затем вернулась на круги своя и склонилась к союзу с папой римским, который дал городу известную автономию в вопросах церковной жизни. В 875 г. все южноитальянские города отрядили корабли для того, чтобы вместе с арабами-магометанами активно грабить итальянское побережье в окрестностях Рима. Луи II в этой связи заявил, что Неаполь превратился во вторую Африку. В 877 г. папа Иоанн VIII предпринимал тщетные попытки оттолкнуть Амальфи от арабов при помощи денег и дипломатии. Однако в том же году Амальфи предпринял меры по защите побережья Южной Италии от нападений арабов-магометан.
На первый взгляд политика приморских городов Южной Италии была крайне путаной и непоследовательной. Но это только на первый взгляд. Их задача состояла в том, чтобы любой ценой сохранить торговлю, которой они жили. Это была постоянная задача, ради выполнения которой они готовы были менять союзников и политику хоть несколько раз в день. Идя на союз с арабами-магометанами, они в то же время пресекали любые попытки с их стороны подчинить эти города своему влиянию. Города Южной Италии хотели свободно торговать по своему усмотрению где угодно и с кем угодно, оставаясь при этом независимыми и самостоятельными.
В 856 г. арабы-магометане предприняли попытку подчинить себе Южную Италию; для этого они напали одновременно с востока — со стороны Бари — и с запада. В рамках этой операции арабы попытались захватить Неаполь и уничтожили Мизены. Хотя города Южной Италии очень даже хотели торговать с арабами, они в то же время меньше всего желали оказаться под их игом либо позволить им контролировать прилежащее к городам морское пространство, которое эти города считали фактически своими территориальными водами. В этом вопросе южане занимали ту же позицию, что и Венеция. Они никому не доверяли, кроме самих себя, и не хотели никому подчиняться. Но в то же время эти города являлись непримиримыми противниками и конкурентами между собой и готовы были без тени смущения идти на союз с арабами-магометанами, чтобы уничтожить друг друга. Так, в 843 г. Неаполь помог арабам отобрать у Византийской империи Мессину, расположенную на северо-востоке Сицилии, хотя Неаполь и сам являлся частью той же Византийской империи. Но в состав Византии южноитальянские города входили чисто формально; реально Византия их не контролировала, и города выступали на ее стороне лишь тогда, когда их благосостояние и процветание находились под прямой и непосредственной угрозой.