Империя хирургов

Обрадованный и вдохновленный победой, я направился на заключительное заседание. Я занял первое же оказавшееся свободным место. Рядом со мной сидел молодой человек. Мне было известно, что это невролог Национальной больницы на Квин сквер и что он работал в той же области, что Хьюлингс Джексон и Феррье. Пока мы дожидались заключительного подведения итогов, он представился. Его звали Хью Беннет. Я знал его отца, Джона Беннета, очень известного профессора медицины.

Вдруг он спросил: «Возможно, Вы знаете, что мой отец скончался шесть лет назад? При вскрытии доктор Кэдж и профессор Заундерс обнаружили правостороннюю опухоль головного мозга, прямо над ухом – между твердой мозговой оболочкой и костью. Она была размером с куриное яйцо и так удачно расположена, что ее легко можно было удалить. Какие-то вещи никогда не забываются, и мысль о том, что моему отцу можно было помочь, не оставляет меня в покое».

Я хотел ему ответить, сказать ему, что теперь мы, вне всякого сомнения, сможем сделать для других больных то, что не было сделано для его отца из-за незнания и неопределенности. Я хотел разделить с ним мой оптимизм, мою глубокую и горячую веру в величие того, что нам предстояло, мое убеждение, что мы стояли на пороге зарождения хирургии мозга, которому теперь ничто не мешало. Но я не успел сделать этого, так как Майкл Фостер открыл заседание. «Этот конгресс, – возвестил он, – только укрепил мою уверенность в том, что эксперименты над животными сослужили медицине прошлого огромную службу и необходимы для медицины будущего…»

Перед следующим выступлением Беннет был вынужден меня покинуть. Тогда я не знал, что он, став инициатором первой успешной операции по удалению опухоли головного мозга, воплотит мою мечту.

Семнадцатого ноября 1881 года противники вивисекции подали на Феррье в суд, обвинив его в жестоком обращении с животными.

Сообщество лондонских врачей наняло для Феррье адвоката, а профессор Йео, который отвечал за техническую часть экспериментов, принял решение защищать себя самостоятельно. Противники вивисекции, однако, не учли, что профессор Йео позаботился не только о документе, подтверждающем его право оперировать, но и об особом разрешении на наблюдение за животными после операции. Вэдди и Бесли упорно обвиняли Феррье в том, что он не кто иной, как подстрекатель Йео, но эти доводы не имели успеха. Председатель сэр Джеймс Ингем, давно убедившийся, что Феррье и его работа как ценный вклад в развитие медицины заслуживают большего уважения, чем его фанатичные обвинители, согласился с мнением Йео и остальных врачей. Он снял все обвинения, гарантировав Феррье свободу.

Кохер, или Бернская трагедия

Покидая Лондон, я и не подозревал, что до первой удачной операции по удалению опухоли мозга пройдет еще три года. Со свойственным мне нетерпением я ожидал, что кто-то из хирургов значительно раньше отважится применить на практике анатомико-физиологические основы хирургии головного мозга, заложенные на этом конгрессе. Тогда я не знал, что уже было проведено несколько операций, в числе которых были успешные. Знай я это, я несколько раньше был бы избавлен от отчаяния, переполнявшего меня вплоть до 1884 года, когда состоялась первая значительная операция на головном мозге.

Но, разумеется, до этого хирургам предстояло решить проблему, к тому моменту стоявшую ничуть не менее остро. Я имею в виду заболевания щитовидной железы и, прежде всего, базедову болезнь. Осенью 1882 года я случайно оказался вовлеченным в борьбу за альтернативное, хирургическое лечение этого недуга. Это потребовало больших усилий, но взамен подарило мне одну из самых важных и незабываемых встреч в моей жизни.

В ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября 1882 года я гостил в Нью-Йорке у Уильяма Кэбота, одного из крупнейших промышленников деревообрабатывающей отрасли штата Мэн. Кэбот, которому на тот момент было почти пятьдесят пять лет, той ночью устраивал в своем городском особняке на Пятой авеню ежегодный прием по случаю его переезда. Как только заканчивался сезон в суровых горных лесах штата Мэн, Кэбот уезжал в столицу, где проводил всю зиму.

Весь дом был залит светом. Уже прибыло около восьмидесяти гостей. Лакей в ливрее, пошитой на старый английский манер, сбивался с ног. Звуки двух оркестров доносились с двух разных ярусов. Все было готово для появления хозяина дома и его семьи. Кэбот никогда не рассказывал о своей личной жизни. Только из его мимоходом брошенных фраз я мог заключить, что он был вдовцом и имел взрослую дочь по имени Эстер.

Музыка заиграла чуть тише, и на галерее появился Кэбот. Через мгновение рядом с его массивной, статной фигурой возникла фигурка его дочери в шикарном дорогом платье. Гости будто онемели.