Благодаря методу повышенного давления барокамера окончательно канула в лету. Правда, сразу после Мировой войны Зауербрух переселился в Мюнхен, и там под его руководством был построен еще один, последний экземпляр. Но она стала лишь бесполезным воплощением воспоминаний о славных днях в Бреслау, об ушедшем времени открытий. И Зауербруху пришлось обратиться к методу повышенного давления и специальной маске, которые он некогда отверг как нефизиологичные.
Дорога к свету
С
тояла поздняя осень 1906 года. С момента публикации важнейших трудов Зауербруха, Микулича и Брауера прошло около двух с половиной лет. Пережив небольшой сердечный приступ и затосковав о безмятежном покое, я отправился в маленький городок на берегу Адриатического моря, тогда располагавшийся на территории Австро-Венгрии. Когда немногие местные отели и постоялые дворы опустели, я погрузился в умиротворенный быт, полезный для моего сердца.Вечером третьего или четвертого дня, после ужина я направился на расположенный поодаль совершенно заброшенный пляж. Я прогуливался той же дорогой каждый день с момента приезда и не видел там ни единого человека.
На четвертый же день мне вдруг повстречались девушка и молодой человек. Девушка была необычайно стройна. Простое платье элегантно подчеркивало нежность ее изгибов. Спутник, ровесник ей, одетый в небрежную рубаху и штаны, походил на одного из тех рыбаков, что жили в избушках к северу от отеля на Уферштрассе. Контраст между ними бросался в глаза. Его мускулистая загорелая рука держала левую руку девушки.
Когда я подошел ближе, их походка показалась мне несколько неестественной. Молодой человек склонил к ней голову и положил свою правую руку на ее плечо, причем с бережностью и нежностью, которые совсем не сочетались с его массивной фигурой. Оба остановились. Он притянул ее к себе и долго целовал, и она отвечала на его поцелуи.
Секунду я раздумывал, стоит ли мне вернуться в гостиницу. Затем я неаккуратно задел камень, и он покатился прочь от моих ног.
Это испугало тех двоих. Первой встрепенулась девушка. Последующие события разворачивались необыкновенно быстро. Молодой человек стремительно взглянул в мою сторону. У меня были считанные секунды, чтобы разглядеть их лица, потому что с выражением ужаса на лице молодой человек подхватил девушку на руки, и оба исчезли в зарослях кустарника слева от дороги.
Но перед моими глазами все еще стояло мужское лицо, безобразное настолько, что мне сложно было представить, что между ним и этой необыкновенной красоты девушкой может быть какая-либо связь. Загадка их отношений не давала мне покоя всю дорогу домой.
Сегодня мне кажется невероятным, что в тот вечер я сразу же не понял, что было не так с этой молодой парой. Поздние вечерние часы тогда я провел за чтением профессиональной литературы и точно помню, что мне на глаза попался заголовок статьи, которая вскоре сыграла крайне важную роль. Совершенно тогда незнакомый мне врач, некто доктор Эдуард Цирм из маленького захолустного городка Ольмюца, писал о пересадке здоровой роговицы глаза на место пораженной. Я не придал статье особого значения, хотя журнал «Архив фюр Офтальмологи», в которой она была напечатана, послал мне молодой венский врач, доктор Тальштеттер, оговорившись, что я найду в нем что-то очень для себя интересное. В молодости я с бесконечным энтузиазмом и радостной надеждой, тогда мне присущими, интересовался докладами о трансплантации роговицы, но в них сообщалось лишь о непреодолимых сложностях и неудачах. Я не ожидал ничего нового от неизвестного врача. Меня увлекло чтение доклада о новом, тогда крайне ограниченном медикаментозном лечении различных сердечно-сосудистых заболеваний, поэтому все остальное я отложил в сторону.
Вечером следующего дня я снова прогуливался по пляжу. Меня подгоняло бессознательное желание снова встретить ту загадочную пару. Через десять минут моей прогулки я вдруг остановился, поскольку мне послышались приглушенные голоса, доносившиеся из-за разрушенной старой стены. Женский голос, в котором было столько же страсти, сколько и страха, произнес: «Я верю, что ты меня любишь, но все же боюсь, что однажды ты устанешь – со слепой женщиной, которая не может ничем тебе помочь, за которую тебе все придется делать, которая без тебя…»