Империя Хунну

Аналогичные структурные принципы были характерны для большинства кочевых империй Евразии. Так называемая «улусно-лествичная система» существовала во многих политиях и мультиполитиях кочевников евразийских степей: у усуней[976], у европейских гуннов[977], в Тюркском[978] и Уйгурском[979] каганатах, в Монгольской империи[980].

Кроме этого, во многих ксенократических политиях номадов и в кочевых империях была распространена практика посылки наместников для управления зависимыми народами (как гудухоу у хунну). У жужаней еще до создания ханства[981] и в Тюркском каганате существовали лица, предназначенные для контроля над племенными вождями[982]. Тюрки также посылали своих наместников (тутуков) для контроля над зависимыми народами[983]. После реформ 1206 г. Чингисхан приставил к своим родственникам для контроля специальных нойонов[984].

Суперсложное вождество — это уже реальная модель, прообраз раннегосударственного общества. Численность полиэтничного населения суперсложного вождества составляет многие сотни тысяч и даже больше, их территория (особенно учитывая намного меньшую плотность населения кочевников!) в несколько порядков раз больше площади, обычной для простых и сложных вождеств.

С точки зрения соседних земледельческих цивилизаций (развитых доиндустриальных государств) такие кочевые общества воспринимались как самостоятельные субъекты международных политических отношений, нередко воспринимаемые как равные по статусу страны (в китайских летописях го). Данные вождества имели сложную систему титулатуры вождей и функционеров, вели дипломатическую переписку с соседними странами, заключали династические браки с земледельческими государствами, соседними кочевыми империями и «квазиимперскими» политиями номадов.

Для них характерны зачатки урбанистического строительства (уже хунну стали воздвигать укрепленные городища, а «ставки» империй жужаней, тюрков и уйгуров представляли собой настоящие города), возведение пышных усыпальниц и заупокойных храмов представителям степной элиты (Пазырыкские курганы на Алтае, скифские курганы в Причерноморье, хуннские захоронения в Ноин-Уле, Бесшатырские, Салбыкские, Иссыкские и Чиликтыйские курганы сакского времени в Казахстане, изваяния тюркским и уйгурским каганам в Халха-Монголии и пр.). В некоторых суперсложных вождествах кочевников элита пыталась вводить зачатки делопроизводства (хунну), в некоторых существовала записанная в рунах эпическая история собственного народа (тюрки), а некоторые из типичных кочевых империй (в первую очередь, Монгольская держава первых десятилетий XIII в.) есть прямой соблазн назвать государством. В то же время нельзя забывать, что все данные общества отличает отсутствие специализированного бюрократического аппарата и монополии элиты на узаконенное применение силы, что дает основание интерпретировать большинство типичных кочевых империй (при всей их внешней государственноподобности) как суперсложные вождества.

Однако взгляд на кочевые империи только как на суперсложные вождества был бы недостаточно полным. В современных социальных науках и истории существуют четыре наиболее влиятельные группы теорий, которые по-разному объясняют основные законы возникновения, дальнейшего изменения, а иногда гибели сложных человеческих систем. Первые — это разные однолинейные теории развития или эволюции (марксизм, неоэволюционизм, теории модернизации и др.). Они показывают, как человечество прошло длинный путь от маленьких групп примитивных охотников к современному постиндустриальному мировому обществу. Вторые — это теории цивилизаций. Сторонники этих теорий считают, что единой мировой истории нет. Есть сгустки активности культуры — цивилизации. Цивилизации подобно живым организмам рождаются, живут и умирают (Н.Я. Данилевский, О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин, Л.Н. Гумилев и др.).

Промежуточное место между этими двумя полюсами занимают мир-системный подход и многолинейные теории эволюции. Мир-системный подход (Э. Валлерстайн и др.) подобно однолинейным теориям развития выделяет три модели общества: минисистемы, мир-империи и мир-экономики. Но они рассматриваются не во времени, а в пространстве. Это делает представления об истории более полными. Современные многолинейные теории (А.В. Коротаев и др.; я предлагаю называть эту школу мультиэволюционизм) предполагают, что существует несколько возможных вариантов трансформации политических формаций. Одни из них могут вести к сложности, например от вождества к нации — государству, другие предполагают существование суперсложной общины без бюрократии (греческие полисы), третьи предполагают сохранение в определенных экологических условиях племенной системы.