Империя. Лязг грядущего

Через минуту несколько гусеничных машин отъехало от перрона и устремились на юг, к Александровску-Сахалинскому.

* * *

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. КВАРТИРА ИХ ВЕЛИЧЕСТВ. 1 февраля 1921 года.

Резко поднимаюсь в постели. По лицу медленно стекают крупные горошины пота. Меня просто трясёт.

— Что случилось, любимый?

Маша прижимается к моей спине, обнимает плечи и нежно целует мою шею.

— Что-то приснилось, да?

Целую её руку.

— Да, кошмар приснился. Разве в первый раз? Спи.

Но я никак не могу успокоиться. Выдавливаю:

— Я… пойду, водички выпью.

Тяжело поднимаюсь с постели и набрасываю халат. Чувствую, как дрожат колени. Адреналин просто переполняет меня.

На кухне вместо графина с водой рука сама потянулась к холодильнику. Початая бутылка коньяка. Нет ни желания, ни возможности искать бокал в темноте. Чмок открываемой пробки, судорожные несколько глотков прямо из горла бутылки. Благородный напиток щедро обжигает горло.

На кухне вдруг загорается свет. Маша в халате обеспокоенно входит в дверной проём.

— Миша, я никогда не видела тебя таким испуганным. Что случилось?

Качаю головой.

— Нет. Не знаю. Ничего. Просто кошмар. Наверное…

Жена приложила ладонь к моему лбу.

— Ты весь в поту. Что случилось?

С нервным оптимизмом пожимаю плечами. Но жена мягко настаивает, заглядывая мне в глаза с явным беспокойством.

— Расскажешь? Говорят, рассказанный кошмар уже не страшен.

Качаю головой.

— Нет, там сумбур какой-то. Без смысла. Просто кошмар, один из многих. Я уже и не помню толком ничего.

Машу нельзя пугать. Ей рожать со дня на день.

Жена долго вглядывается мне в глаза, явно стараясь понять причины моего столь большого испуга. В ответ, я лишь обнял её за талию и поцеловал в губы.

— Иди спать, солнышко. Мне нужно ещё немного посидеть. Я скоро.

— Ну, нет, в таком состоянии я тебя наедине с бутылкой точно не оставлю.

Она взяла меня за руку и повела за собой. И уже в постели, прошептала:

— Миша, что бы тебе не приснилось, помни — это лишь сон. Просто сон. Лучше обними меня.

Через минуту Маша лежит в моих объятьях, а моя рука лежит на её круглом животе. Там мой сын или моя дочь. А это моя жена. И они живы.

ЖИВЫ!!!!!!

* * *

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. ОСТРОВ САХАЛИН. ПРОЛИВ НЕВЕЛЬСКОГО. САХАЛИНСКИЙ УКРЕПРАЙОН. АЛЕКСАНДРОВСК-САХАЛИНСКИЙ. 1 февраля 1921 года.

Фон Шварц смотрел по сторонам, силясь, сквозь снежные вихри и белые жгуты, рассмотреть улицы Александровска. Да, город менялся.

Скажем прямо — в столице Сахалинской области за прошедший год произошли большие изменения. Как и во многих местах области на острове и на материке, в самом Александровске шло практически беспрерывное строительство. Вот только в городе, помимо военных объектов, также много строилось двух-трех этажных жилых домов, строились школы, ясли и больницы, открывались Дома Освобождения и реальные училища, обустраивались места торговли и общественного питания, даже уже появилась некоторая претензия на культурный досуг, а о местном Доме офицеров по острову уже ходили настоящие легенды. Во всяком случае, даже до Владивостока дошли вести о потрясающей воображение «Рождественской сказке», которую давали для местных детишек силами самих господ офицеров, их жён и детей.

Впрочем, здесь, как и в Большом Владивостоке, возводя новые районы строители не забывали и о подземных бетонных убежищах по всему городу. Убежищах, в которых за считанные минуты могло укрыться всё население в случае начала обстрела с моря или бомбардировки с воздуха. Причем, учения по гражданской обороне проводились минимум раз в месяц в любую погоду.

Наконец, их «Руссо-Балт», с приводом Кегресса (что было обязательным зимой в этих краях), встал у входа в штаб Сахалинского укрепрайона. Дежурный распахнул дверцу и в салон авто тут же выпуклой стеной ударил заряд снега и морозного воздуха.

Генерал Голенкин, прикрываясь от ветра и снега своим башлыком, прокричал:

— Прошу вас, Алексей Владимирович!

Фон Шварц накинул на голову капюшон своего башлыка, и, обреченно крякнув, шагнул в метель, благо до входа в здание было рукой подать.

Уже в приемной, отряхиваясь от снега и избавляясь от шинели, прибывший прокряхтел:

— Да, уж, Фёдор Ильич, погодка-то нынче разгулялась.

Голенкин деловито кивнул адъютанту.

— Иван Константинович, организуйте нам чаю, к чаю, бутылочку коньяка и к коньячку. И распорядись нам баньку.

Адъютант склонил голову, а хозяин пригласил гостя в свой кабинет.

Фон Шварц, всё с тем же кряхтением, опустился в хорошее кожаное кресло, сказав мечтательно:

— Да, баньку сейчас — это хорошо. Весьма и весьма способствует, знаете-те ли. Да-с. Эти сутки пути дались очень тяжело, я всё время боялся, что нас просто где-то занесёт. Снег, как с цепи сорвался.

Голенкин кивнул: