Империя на марше

- Ладно, с ними мы потом разберёмся, а пока, дорогие мои автозаводцы, на всех вас сейчас мы оформим подписку о невыезде, - и он вытащил из папочки, которая торчала у него из-под мышки, кучу лиловых страничек. – А что касается конкретно тебя, Сергей эээ… ну неважно, ты сейчас пойдёшь со мной, будем оформлять задержание.

- Какое ещё задержание? – хмуро справился я, - мы же всё с утра выяснили.

- По вновь открывшимся обстоятельствам, - ответил капитан, раскладывая листочки на столе, - подходим, не стесняемся, подписываем, - это он уже остальным оттранслировал.

Народ хмуро переглянулся и молча начал сначала выбирать свой листочек, а потом ставить закорючку в углу, ручку любезно капитан предоставил.

- Очень замечательно, - сказал капитан, собрав все бумажки обратно в папку, - из города не выезжаем, остаемся в поле зрения правоохранительных органов, а ты, Сергей эээ… ну неважно, пойдёшь со мной.

- Стоп-стоп, - сказал тут я, - у меня, если я не ошибаюсь, есть право на один телефонный звонок.

- Грамотный, - с уважением ответил Дубов, - ну звони, только быстро, у меня ещё дел много.

И я тут же вытащил свою черненькую трубку и набрал намертво сидящий в памяти телефончик Виктора свет Сергеича, кого ж ещё… а вот и не ответил он, восемь долгих гудков в тумане издал только.

- Всё, нету у тебя больше никаких прав, идём, - взял меня за рукав капитан.

- Ненене, - попытался покачать права я, - если не ответили, это нещитово. Разговора-то не было, значит можно вторую попытку сделать, я считаю…

Капитан нехотя разрешил ещё один звонок, и тогда я подумал и набрал Гальперину, вдруг поможет. Она ответила на втором звонке, я кратенько обрисовал ситуацию, без подробностей о случившемся, но очень подробно, где я буду сидеть в ближайшее время. Она немного подумала, а потом ответила:

- Хорошо, Серёжа, я тебя услышала… попробуем что-нибудь сделать.

- Ну всё, исчерпал ты свои попытки, - сказал капитан и увёл меня под руку в своё отделение.

По дороге я пытался вышибить из него хоть какие-то подробности, почему так резко ситуация поменялась, но капитан был как скала на берегу Белого моря, такой же угрюмый и неприступный. В отделении меня немедленно определили в обезьянник, где сидел грязный обдёрганный бомж и ещё один довольно приличного вида мужик лет примерно сорока. Нашел кусочек лавки почище, сел и побеседовал с обоими, делать-то всё равно нечего. Приличного вида мужик за хулиганку тут сидел, прикиньте – побил супругу, когда она уж очень сильно начала ему мозг выедать, а та ментов вызвала и продемонстрировала им фингал под глазом и гематому на плече. Так что светило этому бедолаге полновесные 15 суток. А бомжара, значит, за что… да ни за что, как обычно, по совокупности, попался на глаза участковому, а у того подломанный ларёк в категорию висяков медленно переходил, вот он и обрадовался, что есть на кого свалить это дело и получить палку в отчете за месяц. Тут реальным сроком дело пахло. Про себя я тоже вкратце рассказал, приличный мужик поохал и ничего кроме этого не ответил, а бомжара дал на удивление трезвый совет – дело на тебя, паря, вешают очень тухлое, так что иди в полный отказ, ничо они не докажут.

А тут меня и на допрос выдернули. Что за изменившиеся обстоятельства, мне почти прямо с порога и рассказали – это была пресловутая записка Славика, найденная у него в кармане штанов. А что в ней было? Уууу, чего там только не было, Славик никого не забыл, но мне досталось больше всех – короче говоря, последняя фраза там была «Если со мной что-то случится, это точно подстроит Сергуня Сорокалет!».

- Ну очень замечательно, - сказал я, выслушав капитана Дубова, - только я не хуже могу написать и не меньше. И обо всём на свете. С реальностью-то оно как соотносится? Есть какие-то улики, вещественные доказательства, уличающие меня показания?

С уликами и вещдоками, как выяснилось, было совсем плохо, а показания вот они, потряс скреплёнными скрепкой бумажками капитан. Твой кореш Андрей Кузин много чего про тебя наговорил.

- Ну и что же он там про меня наговорил?

- Да пожалуйста, слушай, - и Дубов зачитал наиболее интересные с его точки зрения места.

Короче говоря, отношения у меня со Славиком были отвратительные, в частных беседах с Андреем я отзывался о нём нехорошо, более того, не далее, как вчера вечером он видел наш разговор со Славой на повышенных тонах возле восьмого подъезда.

- Не может быть! – воскликнул тут я, - не разговаривал я с ним дня три наверно, а возле восьмого подъезда кто-то другой стоял, это Андрей ошибся…

И тут распахнулась дверь и в неё вошли директор киностудии имени Горького товарищ Герасимов Сергей Апполинарьевич, а с ним под ручку Вячеслав Васильевич Тихонов, заслуженный Штирлиц всего Советского Союза. А где-то там за ними ещё и Гальперина маячила.

- Здддравствуйте… ттоварищ Штирлиц, - начал заикаться от неожиданности капитан, - вы как тут у нас оказались?

- Здравствуйте, товарищ Дубов, - просто ответил ему Тихонов, наверно справки навел перед тем, как сюда идти, - мы по поводу товарища Сорокалета.

И он сел на свободный стул рядом со мной.