Империя Оствер. Трилогия

— Мы вольные, а у Кайясов и приближенных к ним аристократов все крестьяне крепостные. Поэтому они боятся, что селяне могут увидеть в нас пример и тоже свободной жизни возжелают.

— Ясно. А что у соседей?

— Слева Карс Ковель, который отступает, а справа Ульрик Варна, настоящий полководец, и ассиров держит, и арзумцам с цегедцами недавно по зубам надавал. Но если мы отойдём, то и ему отступать придётся, а иначе левый фланг обнажится и вместе с двумя Южными армиями он окажется в полукольце.

«Всё ожидаемо и совпадает с тем, что знаю я. Бор говорит спокойно и чётко, видно, что окреп в боях паренёк, привык отдавать команды. А главное, он не забыл тех премудростей, которые ему преподавали в храме Ярина Воина. Про общее состояние войск спросил, пора переходить к нашим делам».

— Каково твоё положение на данный момент среди партизан и беженцев? — спросил я Богуча.

— Крепкое. Меня за этот год так помотало, что не раз о смерти думал. Но выжил, был представлен к ордену, поднялся до полевого сотника, по армейской иерархии лейтенанта, и заработал уважение. Опять же дядя покойный, Калаган, помогал. Так что моё слово кое‑что значит, и к нему прислушиваются.

— Много вас?

— Воинов или беженцев?

— И тех и других.

— Бойцов немного, шесть отрядов общей численностью полтысячи человек, и среди воинов много молодняка и случайных людей со стороны, которых мы как своих приняли и по документам наших убитых мужиков провели. Беженцев чуть более семи тысяч.

— Что‑то беженцев маловато, — удивился я.

Партизан нахмурился, сильно сжал кулаки и выдохнул:

— Многие люди зиму не пережили. Бескормица, болезни, война и рейдеры ассиров.

— Что у вас есть? — Я снова перевел разговор в деловое русло.

— Почти ничего. — Бор покачал головой. — Полсотни лошадей с повозками, оружие у воинов, в основном трофейное, и запас продовольствия на пару дней. Деньги и ценности отсутствуют, всё на еду выменяли.

— Сколько людей готово со мной уйти?

— Беженцы — хоть все, а из воинов только четыре сотни. Я ещё вчера вечером об этом со всеми нашими командирами переговорил по‑тихому, чтобы внимания не привлекать, и большинство меня поддержало.

— И когда вы можете сняться?

— Хоть сейчас.

— С моими условиями согласны?

Бор порылся под кроватью, вытащил на свет масляной лампы походную полевую сумку, которая была украшена затейливым золотым гербом, вынул из неё моё письмо к Калагану и, зажав его в руке, сказал:

— Если всё, что вы, господин граф, написали, правда, то мы с вами. Для нас главное — сохранить дарованную графами Кеметами свободу. А уж мы отслужим и будем такими вассалами, каких ни у кого нет. Надо будет с ваирцами драться или с северянами, мы будем. Нужна дружина — мы станем воинами графа. Есть необходимость обустроить деревни и посёлки, поставить лесопилки или дороги отремонтировать — всё сделаем, лишь бы воля у нас была.

— Убедительно говоришь. — Слова партизана мне понравились, и я встал, разминая ноги. — Собирай людей, составим списки тех, кто уходит, принесёте мне присягу, и начнём движение к телепорту.

— Списки уже готовы. А вот с телепортом не всё так просто.

— И в чём проблема? В командовании корпуса?

— С армейской подчинённостью как раз порядок. Мы числимся добровольцами и можем уйти в любой момент. Мурманс про это знает, и он в курсе того, что мы уходим. Проблема с городскими чиновниками, которые нас в город не пустят.

— Ну, вы‑то со мной?

— Бюрократам всё равно. Они имеют предписание беженцев в Цуркин не допускать.

— Кто так решил? Кайяс?

— Он самый.

— Кто всем в городе заправляет?

— Бывший глава города, а ныне его военный комендант полковник Тирро и его друзья‑товарищи, местные чиновники, которые пользуются тем, что все командиры Кайяса на линии соприкосновения с противником, и творят здесь, что только пожелают.

— Разберёмся. Ещё какие‑то препятствия есть?

— С нами вроде бы нет. Но есть ещё один момент, про который вы должны знать.

— Какой?

— Две недели назад к нам приезжал жрец из столичного храма Ярина Воина, который знал, что я был рядом с умирающим настоятелем Саиром. И он пытался выведать, не знаю ли я каких‑либо тайников, которые он после себя оставил.

— Как звали этого приезжего жреца?

— Очир Брегг.

«А вот и храмовник нарисовался. Вот же неугомонная натура, никак не успокоится. Всё роет и роет, вынюхивает, где тайны древних магов‑воителей, и надеется обрести силу. Но он её не получит, не для него кмиты были спрятаны, а значит, не владеть ему боевыми заклятьями древних!»

— Ну и как, выяснил он что‑то?

— Нет. Я отговорился тем, что ничего не знаю.

— А Брегг тебе ничего выпить не предлагал?

— Было такое. — Бор усмехнулся. — Но я сразу сообразил, что он недоброе задумал.

— Правильно сделал. — Мы посмотрели друг на друга, и я махнул рукой в сторону выхода: — Давай, зови людей.