Империя под ударом. Взорванный век

Не стал сильно урожайным и этот визит. Профессор Эрманс, специалист по пластической и ожоговой хирургии, воспринял визит полицейского чина как редкую возможность продемонстрировать прилежному слушателю искусство косметической хирургии. Развернув весь свой богатейший фотоархив, он целый час удивлял Медянникова сравнительными картинками до операции и после. Носы из задницы, уши из локтей, щеки из ушей и губы из щек полностью повторяли бредовые фантазии Босха. К собственному несчастью, Медянников с Босхом знаком не был и привычкой к такому зрелищу не обладал. Подавляя естественную тошноту, он перелистывал уже последнюю страницу и вдруг остановился.

С фотокартинки на него внимательно смотрел молодой человек. Половина лица у него была обезображена свисающими лохмотьями кожи и наростами дикого мяса. Вторая половина, красивая и печальная, поражала контрастом. Вид молодого человека после операции был Медянникову определенно знаком: «Где-то я видел эту морду… Турчин Яков Николаевич… нет, не помню…»

— Господин профессор, эту фотокарточку я у вас изымаю! — Медянников ничего никогда не просил, он требовал.

— Пожалуйста–пожалуйста, у меня остаются негативы, мне напечатают еще! — обрадовался профессор. Мало кто изъявлял желание взять эти фото на память. Пожалуй, Медянников был первым, и это порадовало профессора как первый знак пробуждающегося интереса общества к благородному хирургическому искусству.

— А этого кто так? — поинтересовался Евграфий Петрович. — Паровой котел, небось, взорвался?

— Хуже, батенька, много хуже! Женщина!

Откровенно говоря, женщин в своей жизни Медянников видел много, а с несколькими (Господи, спаси и сохрани душу грешную!) дело доходило и до прелюбодеяния. Но чтобы баба такое сотворила с молодым мужиком? Это что же надо было с ней сделать? Немой, но жгучий вопрос застыл во взоре Медянникова, обращенном к профессору.

И профессор рассказал трогательную историю о целомудренном Иосифе и о развратной жене начальника фараоновой стражи Потифара, возжелавшей юношу. Только, в отличие от библейской легенды, версия Викентьева–Турчина в живом профессорском исполнении не исторгла слез у слушателя, а, наоборот, поселила в душе Медянникова сомнения в искренности первоначальной версии. Не часто развратные жены с целью совращения поливают лица юношей царской водкой.

Карандашиком на обратной стороне было записано подлинное имя Иосифа. И с этой единственной добычей Медянников удалился, мысленно шепча слова упрека всем женщинам вообще и неизвестной даме со стаканом в руке в частности.

* * *

Темнота и тишина — лучшие друзья бомбиста. В течение дня следует избегать физической работы, руки должны быть сухими и спокойными, равно как и нервы. В плохом расположении духа к нитроглицерину лучше не подходить, он этого не любит.

На ужин Викентьев принес из соседнего ресторанчика пару хороших рубленых бифштексов, двойную порцию жареной картошки и мороженое на десерт. Плотно поужинав, выкурил папиросу и прилег отдохнуть, в приятной дреме полежав часа два. Дом успокоился, все перестали ходить, шуметь, погасили огни. Одевшись в старое, но удобное платье, он спустился в лабораторию и крепко запер за собой двери. На окнах полуподвала висели плотные черные шторы, так что никакой любопытный взгляд не мог проникнуть в святая святых.

Весь расходный запас динамита он поделил на две неравные части. Большая часть разошлась по шести жестяным коробкам из-под того же монпансье, купленным в маленьком магазине в противоположном конце города. Быстро и споро он заполнил динамитной массой коробки, замотал их тесьмой. В проделанные для запалов дырки вставил затычки. Затем сложил все жестянки в одну коробку поболе, туда же засунул куски бикфордова шнура. Запалы он положил подальше, в отдельной коробочке красного цвета и другой формы: мало ли, придется клиенту работать в полной темноте. Первая и несложная часть работы выполнена. Можно передохнуть.

Он вышел из подвала во двор, закурил папиросу. Курить в лаборатории не позволялось. Над петербургским двором–колодцем висело низкое черное небо со слабыми пятнышками северных звезд. Ничего, скоро он увидит другой узор созвездий. И звезды там крупные и блестящие. И краски совсем другие. И жизнь другая, лучшая, чистая, Начнется там с самого начала.

Для меньшей части динамита он уготовил иную судьбу. Вначале он разделил стальные точеные цилиндры на половинки. Резьба была качественной. Верхние половинки отставил в сторону. В нижние аккуратно разложил оставшийся динамит, за исключением центральной части, куда вставил отрезанные мундштуки от папирос. Таким образом, в центре каждой нижней половинки было пустое цилиндрическое отверстие по внутреннему диаметру мундштука. Все нижние полуцилиндры поставил в деревянную подставку. Цилиндры стояли там плотно и не имели ни малейшего свободного хода.