Империя под ударом. Взорванный век

Батько повел Топаза на задний двор. Там стоял деревянный нужник, вокруг него три стены, вместо четвертой встал наготове городовой с наганом. Батько подтолкнул Топаза в спину:

— Давай, только быстрее!

Топаз недоумевающе взглянул снизу вверх:

— А руки? Руки развяжи, век не забуду! — и пустил ветры, уже не сдерживаясь.

Батько, брезгливо отстраняясь, развязал вязки, и Топаз, всем видом выказывая благодарность, мышкой скользнул в нужник. А Батько закурил папиросу и отошел подальше от этого запаха к выходу. Городовой тем временем тоже не стоял без дела, отгоняя пьяных мастеровых, пытавшихся составить компанию Топазу.

Топаз метнулся к окошечку — рискнуть, что ли, напролом? Городовой снимет. Да и бугай достанет, дворик маленький… Черт, думай, Топаз, думай! Взгляд остановился на замаранном нечистотами очке. А что, если…

* * *

Набережная Невы у Горного института была полна щегольски одетых студентов, поэтому на Викентьева и Лелявского, назначившего встречу в студенческой толпе, никто не обращал внимания. На первую встречу Викентьев принес пакетик морфия и с ходу предложил его для реализации. Лелявскому было все равно, из чего извлекать выгоду для будущей революции. Лекарство так лекарство — это даже и лучше. Потомки оценят их благородные порывы. Звучит‑то как — лекарство для революции!

— Семь фунтов? Пустяки! — витийствовал «горняк», пряча пакет за отворот шинели. — У нас есть надежные каналы среди сочувствующей аптекарской молодежи. Несите. Но все равно это не выход. Нужны крупные экспроприации.

Ничего у Лелявского пока не было, и его фантазия далеко опережала реальность. Но это ничуть не беспокоило будущего преобразователя России. Главное — все сдвинуть с мертвой точки. А что касаемо экспроприаций, Николай нашел себе единомышленника: у Викентьева давно перед глазами стояли мешки с деньгами. Потом надо будет грамотно отсечь всех, и деньги станут его. Революция тоже получит свое, но чуть позже.

— Дельно, что вы химик с такой практикой. Гремучая ртуть, динамит?

— Все налажено и опробовано, — тут Викентьев не врал ни на йоту.

Студент отсчитал пачку денег:

— Отлично. Вот вам аванс за морфий. Закупайте необходимые химикаты. Маленькими партиями. Через месяц нам будут нужны первые шесть бомб. Корпуса — моя забота. Начинка — ваша. — Он картинно обвел рукой панораму Петербурга: — Все прогнило. Карфаген должен быть разрушен. Давайте придумаем вам кличку для конспиративных сношений. Меня зовите Дядей. Как вас называли в детстве?

— Меня? Красавчиком.

Лелявский критическим взором оглядел Викентьева с ног до головы.

— А что, недурно. Кличка хорошая, нейтральная. Мало ли красавчиков вокруг. Расходимся. До встречи, Красавчик!

И «Дядя» картинным жестом подозвал к себе лихача. Надо было блюсти марку Горного института. Лихачи это знали и к окончанию лекций стадами паслись у главного здания.

Отойдя подальше, Викентьев не утерпел, достал пачку и пересчитал купюры. Лицо его вновь, как и в квартире Максимовской, исказилось радостной гримасой, и вновь он исполнил тот же короткий танец радости удачливого человека. А ведь через час он должен был снова получить деньги. На сей раз от полиции.

* * *

Тем временем Ниночка Неклюдова с маман заказывали свадебное платье в мастерской госпожи Шафф. Все благородные девицы и богатые выпускницы отделения для девиц простого звания должны были заказывать свадебный наряд только там. И не потому, что это была самая дорогая мастерская. Можно было найти и подороже. Просто так было заведено со стародавних времен. Это считалось комильфо.

И госпожа Шафф была великолепно осведомлена о том, какое платье сшила себе Милочка Непринцева, что позволила себе сшить княжна Церетелли (два «л»!) и как несчастная Бебочка Ширинская–Шахматова лишилась блестящей партии по причине неправильно выбранного цвета подкладки, совпавшего с цветами ливреи у слуг жениха.

Также было несомненно ясно: после этого визита все узнают, во–первых, что гордячка Неклюдова «спеклась», а во–вторых, какой именно наряд она наденет под венец.

И это было настолько важно, что любые стенания маман по поводу цены пресекались Ниной в зародыше. Благодаря Смольному институту мадам Шафф процветала и славословила Бога за первую клиентку, которая привела к ней все последующие выпуски. И все будущие: пока стоит Смольный, мадам будет что шить.

Поэтому она лично встречала и провожала смолянок, чьи списки и выпускные альбомы лежали у нее на рабочем столике.

А причитания мадам и двух мастериц, порхавших вокруг клиентки, звучали в ушах Нины райской музыкой. Такое бывает один раз в жизни.

- …Фонарики на рукавах пойдут из файдешина, он очень хорошо ляжет в складку. Боже, какие руки, какие руки! Стефания, вы видите, какие у мадемуазель руки? Их надо будет показать всем! Подкладку на лифе нынче делают из креп–сатина, он не просвечивает, держит бюст и чистится — мало ли что? — одним только бензином. На подол можно выбрать эпонж, туаль или тафту. Что вы желаете? Стефания, покажи все три образчика.

— Можно эпонж… маман, прекратите! А что вы рекомендуете?