Империя полураспада

– Вот в этом вся проблема! – радостно вскричал мальчик. – Когда человек понимает, что в каждом из нас всякого дерьма – по уши, но старается не проливать его на других, а сам пытается дарить радость окружающим. Сам! Пусть крохотную, малюсенькую, но радость – тогда и жизнь и природа преображаются! Ведь подаренная кому-то радость возвратится к тебе же сторицей! Тогда и жить интересно, и творить, и создавать что-то, а не драться из-за протухшего куска недоеденного кем-то мяса.

– Ты прав, – согласился Знатнов. – Перед каждым человеком постоянно встаёт дилемма: как поступить? Однако очень редко кто выбирает предложенный тобой путь. Даже священники. Ты, наверное, ещё не забыл, что в Москве самый главный пастырь на Руси – и тот с телохранителем! Что же от других требовать, когда любая рыба с головы гниёт?

– Мой народ давно свой выбор сделал, – твёрдо вымолвил мальчик.

Собеседники умолкли: в промежутках разросшейся зелени проглянула огромная церковная колокольня.

Вскоре они подошли к храму, огороженному кованой чугунной решёткой, цель которой была совсем не для того, чтобы не пускать людей, а чтобы кедры, кипарисы, берёзы и прочие деревья не проникали в расчищенное от них же пространство.

Собственно аллейка, выбегающая из парка, тоже охранялась от наступления леса, но здесь чувствовалась рука профессионального лесника. Лес, очищенный от бурелома и сушняка, всегда благодарен присматривающему за ним человеку.

Путешественники вошли в церковный двор и очутились прямо перед центральными дверьми храма Покрова Богородицы, где над входом в небольшом углублении красовалась икона Девы Марии с омофором на руках. Надвратные иконы можно увидеть в любом храме, но эта была размером в человеческий рост – весьма необычная деталь для церквей того мира, откуда прибыл Знатнов.

Первыми людьми, встретившими путников, были казаки. Вернее, двое мужчин, одетых в синие казачьи штаны с жёлтыми широкими лампасами, онучи вместо сапог и белые рубашки, подпоясанные цветастыми ремешками с кистями на концах, подметали большими мётлами двор.

– Здравии будьте, боляре, – поклонились казаки вошедшим. – Откель будете?

– Да я ж из заклепа его вынул, – кивнул мальчик в сторону своего спутника. – Чужие начисто обложили и зазирати[27] его думали, ан не имут рог.[28]

– Дак ты-то их опростоволосил? – спросил один из казаков.

– А то, – кивнул Терёшечка. – Нам теперича к предстоятелю в поклон.

– Здеся он, – кивнул казак на храм.

Мальчик взял Знатнова за руку и, как поводырь, повёл к храмовым большим дверям, сколоченных из хорошо подогнанных досок. Александр Викторович помог отворить Терёшечке тяжёлую створку. Внутри стены были такими же белыми, как и снаружи. Фресок и росписей, подобно современным церквам, не было. Лишь на столбах между трапезной и амвоном были изображены тексты на старославянском.

Пятиярусный иконостас внушал благоговейный трепет. Особенно красиво смотрелись иконы из деисусного чина и пророческого.[29] В концах солеи расположилось по клиросу, а перед амвоном стоял аналой с поставцами для свечей по бокам.[30]

Терёшечка подвёл гостя к аналою и трижды земно поклонился лежащей там иконе. То же самое сделал Знатнов. В этот момент боковые алтарные двери открылись и к ним вышел Смарагд. Он, увидев прибывших, ласково улыбнулся, спустился с солеи и подошёл к ним.

– Здравии будьте, боляре, – поздоровался он. – Рад узрить вас обоих. Теперь ты, Терёшечка, поборник чести.

Мальчик снова отвесил земной поклон. Видимо, в здешнем царстве это было нормальным явлением. Знатнов решил было последовать примеру мальчика, но на этот раз старец удержал его.

– Се рать чужих зде не дадут покою, – произнёс горестно старец.

– Если я чем могу помочь, – взглянул ему в глаза Александр Викторович, – рассчитывайте на меня. Я ещё даже «Джит кун до» не совсем забыл. Такую борьбу изобрёл в своё время Брюс Ли, а результаты известны всему миру.

– Ты, братове, посвящённый, – улыбнулся старец. – Зде имать другой рог надоти, как в Аркаиме. Оттедова и Арджаспа из рода Спитамова[31] к нам приезжал. Он эту храмовину и возлагать стал. Он и правозвестие нам дал.

Старец показал на одну из стен, где на белом фоне киноварью был начертан текст: «Не потребиша языки, яже рече Господь им, и смесишася языцех, и навыкоша делом их. И поработаша истуканным их, и бысть им в соблазн, и пожроша сыны своея и дщери своея бесовом, и пролияша кровь неповинную, кровь сынов своих и дщерей, яко пожроша истуканом ханаанским…»

– Вот тако во все веки во всех языцех истину возвещали. Имеющий уши, да слышит, – Смарагд окинул взглядом высокий храм.

Знатнов тоже посмотрел наверх и, к своему удивлению, увидел на потолке великолепную роспись. Только вот почему-то на стенах фрески отсутствовали. Вместо этого были различными красками записаны тексты провозвестников.