Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»

Сказано – сделано. Орлов резво встал, всей пятерней почесал волосатую грудь. Лениво глянул на тугое тело бесстыдно раскинувшейся на постели индианки – забавна, искусна, но не более. Жениться на ней он не собирался – чай, губернатор сейчас, партию себе получше найдет. Но то потом будет, его сейчас и эта баба устраивает – послушна как шелковая, без норова – «объездил» ее хорошо.

Этим-то туземки и привлекали, а к русской бабе здесь и не подступишься – редки они. А ежели какую и завалишь на постель, то сразу с претензиями – и то ей сделай, и тем отблагодари.

А за что? Естество – оно одно, что у аборигенок, что у баб. С первыми намного проще, только хорошо в баньке выпарить нужно – пованивают так, что в нос шибает.

Орлов натянул ставшие привычными шаровары – очень удобны, ткань крепкая, мотня не жмет, куда там узким столичным панталонам. Для здешних мест те крайне неудобны, по камням не побегаешь, через кусты не проломишься. А в шароварах хоть золото мой, хоть пляску задавай.

Рубашку надел хоть многократно штопанную, но чистую. Сверху накинул казачий кафтан, застегнулся и подпоясался. Перекинул через плечо портупею со шпагой, привычно проверил, как ходит клинок в ножнах. К сабле Григорий не привык – старая шпага ему и так надежно и хорошо послужила. Засунул за пояс гладкоствольный пистолет – тоже по привычке, кого в остроге бояться, но положение, как говорится, обязывает.

Подаренное императором новое ружье с патронташем Григорий брать не стал потому же, хоть то маняще блистало стволом. Решил утречком еще пару раз выстрелить – бой просто изумительный.

Еще раз посмотрел на туземку – игривая мысль на секунду заползла в голову, но гвардеец ее отринул. Служба прежде всего! А потому решительно вышел из дома, хлопнув дверью, и тут же немного удивился – прикормленная им собачонка впервые не подбежала к хозяину, помахивая хвостом и норовя ткнуться лапами. Всегда рядышком, а тут нет! Он оглянулся.

– Твою мать! Да ты дрыхнешь, как сурок! – Орлов усмехнулся.

Собака никуда не делась, из-под крыльца торчала лапа. Он тихонько свистнул – сучка на этот свист отзывалась немедленно. Но на этот раз не соизволила даже ножкой дрыгнуть.

– Я не гордый, щас сам вытащу! – Он наклонился и взялся пальцами за мохнатую лапу и тут же все понял по окоченевшей конечности. Мельком глянул – оскаленная пасть, залитая кровью шерсть. Широкий порез по горлу, и лужа крови…

– Это ж какой лиходей мою псину прирезал?! – чуть не взревел Орлов во весь голос и тут же осекся. Он сразу заметил неладное – караульного на вышке не было…

Троянов вал

Генерал-аншеф Румянцев пристально взирал на размеренно идущие по сужающимся лощинам четкие квадраты каре русских полков. Хорошо наступают – сам же их выпестовал!

Рассветало.

– Пушки уже выкатили, – глухо пробормотал генерал, оглядываясь назад. Диспозиция, принятая императором, его несколько удивила – дивизии шли в наступление уступами, а не ровной линией, как предложил он сам. На левом фланге дивизия Племянникова прошла чуть вперед, как бы догоняя идущий в обход корпус Суворова из двух самых слабых дивизий. Тянулась за ним, как нитка за иголкой.

В центре колыхались квадраты, а за ними и колонны гвардии, командование над которой принял сам император. Семь тысяч отборных штыков – страшная сила, в полтора раза больше, чем в любой другой дивизии. И вооружены почти все гвардейцы только новыми нарезными фузеями, тогда как в остальных полках три четверти ружей старые гладкоствольные, пусть и с «крутящимися» пулями. И пушки у гвардии новые, но с десяток всего – больше на заводах не осилили.

Справа шла самая слабая дивизия генерала Олица – между каре пехоты виднелись широкие промежутки. Теперь генерал-аншеф не сомневался, что многочисленная османская и татарская конница нанесет удар именно сюда, сам он это бы сделал, не задумываясь, слишком благоприятная ситуация, потому на военном совете указал на то императору, предложив заменить местами эту дивизию с гвардией.

Ведь стоит турецкой коннице как следует навалиться на Олица, конец близок – поражение армии неизбежно, ибо турки вырвутся в тыл и окружат русских, хотя те сами пытаются осуществить этот замысел.

Император только рассмеялся, сказав, что рад этому – раз сам генерал слишком хорошо видит уязвимое место, то и турки его не могут не заметить. А потому за Олицем будет стоять крепкий кулак из прибывших от Долгорукова подкреплений, три четверти пушек, заряженных картечью, и половина русской кавалерии, что составляла общий резерв.

Румянцев не раз и не два поражался прозорливости императора – тот зачастую предвосхищал события, но, к его удивлению, никогда не рвался командовать, приговаривая, что это дело профессионалов.

Петр Александрович с ним согласился, правда, внес свои коррективы – артиллерии выделил лишь две трети, но взамен отдал казачьи полки и один из двух батальонов егерей, приданных Племянникову.