Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»

– Мой брат послезавтра отплывает на свои острова. Сейчас оставлять Гавайи без присмотра нам нельзя. Вот когда там постоянная база будет построена, поселенцы доставлены – тогда другое дело. А пока нельзя.

– Так ведь полковник Багговут…

– Он уже генерал-майор, к твоему сведению. Полученный приказ я завтра оглашу.

– Виноват!

– Генерал с адмиралом со мною отплывут. Мне еще с испанцами переговоры вести долгие. А владыко Сергий на Аляску отплывает, всю паству окормить хочет. К октябрю обратно к нам отправится. Так что военным губернатором будешь два месяца, даже не комендантом. Все в твоей власти – и порт, и форт, и церкви с приходами. Все ясно, майор?!

– Так точно, ваше высокопревосходительство! – отчеканил Николай и тут же спокойно спросил, но дрожь нетерпения слегка прорвалась: – А губернатором кого вы думаете назначить, Алексей Григорьевич?

– Петербург камергера Ремезова утвердил в сей должности. Молод, но дело знает. Так что вместе останетесь. Иди, Коленька, мне работать нужно, иди.

Алехан встал с кресла, обнял задумавшегося Николая за плечи и выпроводил из кабинета, притворив за ним дверь, усмехнулся.

– А мальчик умен. Это хорошо, что соображать быстро умеет. Теперь посмотрим, как насчет решительности и предприимчивости…

Константинополь

– Не ты, а только я сужу, достоин ли сей офицер награды! Мы отклонили все другие кандидатуры, все! Это наше единодушное решение!

Петр затравленно осмотрелся, лихорадочно подыскивая удобный повод утихомирить разбушевавшегося фельдмаршала. А тот, гневно встряхивая хохолком, чуть ли не совал под нос крепенький кулачок.

– Мне нет различия, кто передо мной – твой сын или выслужившийся солдат! Вся армия говорит о подвиге этих четырех офицеров, называя бой новым Фермопильским…

– Александр Васильевич, мой милый. – Петр решился, шагнул вперед и сграбастал Суворова в объятия, прижал к груди. – Я знаю твою щепетильность, просто посчитал, что не надо Константина крестом награждать. Все же он царский сын…

– А вот тебе, Петр Федорович, – Суворов ужом вывернулся из хватки, в который раз удивив, откуда в тщедушном теле такая сила и ловкость. Хорошо, что кукиша не показал, хотя, видно, хотел, но поправился, – мое слово! Я много служил, и тетушке твоей, государыне Елизавете Петровне, и тебе, государь батюшка. Я хорошо знаю, что такое доблесть и храбрость! Мне судить о том надлежит! А раз так…

– Хорошо, хорошо. Я согласен! Виноват, прости. – Петр снова обнял фельдмаршала, и преуспел – тот не успел наговорить резкостей и остыл, оттаял, успокоился. Император облегченно вздохнул – фельдмаршал воин прямой, не без колкостей, и отношение у него к георгиевским наградам, как к святыне. Просто так никого не представит, даже царского сына.

«Заслужил, значит, Костик. И за дело! Молоток! Хотя я сам перепугался, да и Суворов вроде как разозлился – недаром в шатре с ним наедине говорил! О чем? И почему у Кости ухо стало багровым?! Но парень заслужил, такой же, как и я, в драке безбашенный и решительный… дурак!»

– Ты уж прости меня, но я подумал, что не дело царскому сыну в бою шпагой махать…

– Не дело, государь, – покладисто согласился Суворов, и такая уступчивость сразу насторожила Петра, – только напомни мне, старому дурню, кто это под Кагулом в драку с янычарами ввязался, да каску на нем надвое развалили! И на Гостилицком поле что-то подобное было, если я не запамятовал.

– Все, все, хватит. Меня сегодня все эти орденские истории вымотали в сто раз больше, чем военные хлопоты за месяц. Хватит! Адмиралы из-за крестов волками друг на друга смотрят.

– Так никому не давай, обид тогда не будет. И мне не обидно, раз опоздал, – и такая тоска прозвучала в голосе фельдмаршала, что Петра передернуло – Суворов жаждал получить первую степень, а взятие Константинополя такое награждение сулило. А тут афронт!

– Не опоздал еще! Слушай меня. – Петр склонился над картой и повел по ней карандашом. – Примешь командование всей армией у Кутузова. До ноября нужно дойти тебе до Белграда и дальше – все православные земли под покровительство наше возьмешь.

– В Боснии цезарцы могут вмешаться, они добивать поверженных любят, – Суворов переменился за секунду, глаза цепко держали карту будущих походов и боев.

– Набей им сопатку да вышвырни падальщиков пинками. Потом извинись за ошибку. Православные наши, и нечего им на них зариться. До ноября управишься, а зима там поздно наступает, то откроешь эту шкатулку. Там для тебя подарок, и даже больше!

Петр поставил перед Суворовым маленькую резную шкатулку. Протянул от нее ключ. Фельдмаршал его принял, мотнул головою.

– Управлюсь, царь батюшка, потому взад не верну, не надейся. Разреши идти, дела воинские вершить!

– Сына только оставь, у тебя он воевать научился, пусть другому делу теперь поучится. Иди, мой друг! Только дай я тебя обниму!

Петр прижал к груди фельдмаршала на секунду и тут же оттолкнул. Тот в нетерпении, прихрамывая, стремительно вырвался из большого зала, где раньше заседал великий визирь. А император прошептал вслед:

– Хорошо иметь под рукой такого фельдмаршала…

Стокгольм