Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»

Именно эта еле видимая хромота и стала для турок главной приметой, и со страхом нарекли они Суворова «Хромым пашой».

– Бог ты мой, а ведь тридцать пять лет прошло, – прошептал император, медленно пройдясь по шатру. Остановился, подумал немного и усмехнулся, добавив шепотом: – Без двух недель. Кто бы знал…

Петр Федорович усмехнулся – все эти долгие годы он не только сидел на престоле самой большой и процветающей империи мира, но и был монархом. Вернее, стал им, хотя поначалу ему казалось, что он играет в студенческом спектакле какую-то чересчур затянувшуюся роль.

– Сходил за водочкой, – усмехнулся император, вспомнив, как в далеком отсюда 1992 году он, тогда молодой студент исторического факультета, отправился в рождественский вечер отоварить карточки, дабы опохмелить своих страждущих собратьев, почитателей музы Клио. Не удалось…

Точнее, водку в комнату он передал, но сорвался с водосточной трубы и угодил прямо в канализационный коллектор, с которого предприимчивые людишки уволокли люк. И темнота в глазах, вспышка – это все, что он увидел в последний миг т о й жизни.

– Мистика, – прошептал Петр, припомнив, как за полчаса до падения он встретил ведьму, или как ее там – прорицательницу, что ли. И та ему еще семьдесят лет жизни напророчила, и как в том фильме: «Царем будешь!».

Императором-то он стал, угодив в тело Петра III Федоровича, по совместительству герцога Голштинского, но в Смутное время.

На следующий день в Петербурге гвардия устроила переворот, возведя на престол его жену, Екатерину Алексеевну.

Кранты были бы полнейшие, но он, памятуя о судьбе незадачливого венценосного тезки, убитого в Ропше, дожидаться плачевной участи для себя не стал, оперся на помощь фельдмаршала Миниха, на флот и армию, и сам устроил гвардии «Варфоломеевскую ночь».

Как он тогда не хотел лить кровь, мутило до тошноты, но оказалось, что репрессии против мятежной знати большую пользу принесли. И ему лично, и России. Шутка ли – крепостное право де-факто на сто лет раньше отменили, хотя юридически лишь десять лет тому назад.

И страна разом получила мощнейший толчок к развитию – города и заводы, старые и новые, растут прямо на глазах. Университеты и школы везде открывают. А население, будто опара на дрожжах у заботливой хозяйки, за эти годы больше чем удвоилось. А сколько людей вокруг толковых, и все при делах, не за страх, а за совесть могущество российское приумножают.

Был в той истории князь Потемкин-Таврический, много на юге страны сделал. Но не совершил и половины того, что обязан был, – сибаритом жил, любителем женщин и неги, пыль в глаза пускать умел, недаром высказывание про «потемкинские деревни» нарицательным стало.

Здесь тоже Григорий Григорьевич светлейшим князем стал, но Амурским. И прославился своими «потемкинскими станицами», но уже отнюдь не бутафорскими.

Это надо же – всего за двадцать пять лет, четверть века, вдоль Амура и Уссури плотная цепь казачьих поселений протянулась, надежно дальневосточные границы охраняя.

Сахалин и Курилы присоединил к России, теперь в будущем японцы не повякают. И живет до сих пор, здоровье чисто сибирским стало, а ведь несколько лет назад в той истории он должен был дуба дать от излишеств – вот что постоянные труды делают!

А братья Орловы отнюдь не гвардейскими шалопаями стали, пьянками, драками да расхищением казны известные. Какое там – Григорий, бывший любовник жены Като, тоже светлейшим князем сделался, но Аляскинским.

Братья Алексей и Федор получили графское достоинство и приставку к фамилии. Первый стал Калифорнийским, а второй – Гавайским. Великое им спасибо от России – золото Клондайка тонким ручьем в казну потекло.

Вначале по чуть-чуть, каплями падало, потом струйкой, затем ручейком, ну а спустя четверть века после начала добычи по две с половиной тысячи пудов в Николаевск-на-Амуре доставлять стали русские корабли каждый год. В честь младшенького сына Николая князь Потемкин порт этот важный назвал, провидец прямо, угадал с историческим названием.

– Като, Като, – Петр помянул жену – обретенную любовь в жизни. Первую помощницу в делах тоже. Трех сыновей родила, две дочки-красавицы. И обе уже королевы – Дании и Швеции, – он им выгодные партии устроил. Хоть и пожелтели пруссаки от такого шага – очень им хотелось свою Восточную Пруссию обратно получить в качестве приданого.

– А шиша с маслом не хотели?!

Петр хрипло рассмеялся, припомнив, как дурачил много лет назад старого короля, «доброго дядюшку Фрица».

Теперь Кенигсберг исконная русская вотчина, тамошние немцы лучшие подданные, трудолюбивые и дисциплинированные. Пруссакам местным к самой Пруссии уже никакого дела нет, их к Берлину калачом не заманишь. Еще бы – жить в процветающей империи намного лучше, чем в королевстве, что войну на два фронта ведет.

– Ну и как тебе, «Толстяк», польский дятел в заднице?!

Петр усмехнулся – племянник Фридриха Великого отличался завидной дородностью, если говорить дипломатически корректно, но не сейчас в приватном размышлении делать политические реверансы.