Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»

Ими командовал рослый офицер в конногвардейском мундире, единственный такой среди гусар. Избрал он только один оставшийся путь к спасению – промежуток между голштинскими драгунами и гусарами.

Опрокинув в сторону мощным напором голштинских гвардейцев, беглецы понеслись, как им казалось, к спасению, но на самом деле к смерти – они скакали прямо на него, стоявшего за деревьями с конвоем из казаков и адъютантов.

Петр выхватил из ножен шпагу, тронул лошадь на шенкелях и поскакал на сшибку. Краешком глаз он видел слева и справа своих конвойных, те всячески торопили коней, отчаянно пытаясь вырваться вперед, закрыть собой императора. Поздно, не успеть им никак, сошлись уже с гусарами лоб в лоб, и схватки не миновать.

Здоровенный мужик сильно замахнулся палашом. Петр кое-как успел откачнуться в сторону, выставив навстречу противнику «трофейную» шпагу. Страшный удар обрушился на грудь и откинул его на спину лошади, руку тряхнуло и шпагу вырвало из пальцев… И небо, светлое небо раскинулось перед глазами, умиротворенное, ведь там нет войны.

Если бы сейчас Петр наткнулся на темно-красного гусара, то с ним было бы кончено – он лежал на лошади безоружным и совершенно беспомощным.

Грудь болела от удара, и Петр, кряхтя, поднялся в седле. Врагов перед ним не было, и он скосил вниз глаза. «Ни хрена себе, так этот сучий выкидыш кирасу почти прорубил. А если бы по башке палашом попал?»

И Петр похолодел – это был бы полный капец, тот, который подкрадывается незаметно. И его тут же схватили крепко за локоть. Петр оглянулся – усатый адъютант был бледен, глаза выпучены, как у рака.

– Государь, вы не ранены?! Слава богу! Вы ему прямо в плечо шпагу свою по рукоять воткнули, ваше величество. Одним ударом с коня сшибли! Это же меченый, ла балафре. Алексей Орлов!

В голосе адъютанта слышался нескрываемый восторг, он сияющими глазами смотрел на императора, как на античного героя.

«Ну и… Мать его за ногу, с этим меченым… Что?! Я заколол самого Алехана, того, кто графом Чесменским был. Вернее, стал потом. И что же, не будет он при Чесме, и графом не станет? И меня уже не убьет… Так ведь история изменится?! И черт с ней, пусть меняется – тут или он меня бы завалил, или я. Но я-то успел раньше!»

Бой почти закончился – бежавшие влево гусары дружно попадали в овраг, их сверху добивали казаки, звучали пистолетные и ружейные выстрелы. Вся дорога была густо, как пашня, засеяна трупами, в большей массе в темно-красных ментиках.

Кое-где виднелись туши павших коней, но в большинстве своем копытные ходили уже спокойно, хотя и вздрагивали иные лошадки от раздававшихся выстрелов. Вот уж кому безвинно погибать приходится…

Петр заворотил лошадь – позади тоже все было кончено. Гудович в поцарапанной кирасе отдавал распоряжения адъютантам. На земле лежали тела восьми темно-красных, двух голштинцев и казака. Два донца с кряхтением выдергивали пики из трупов.

Петр с седла посмотрел на сидящего Алехана. Здоровый детина, плечи широченные, на лице застыла гримаса боли. Жив курилка, и еще в полном сознании. Торчащую из плеча Орлова шпагу казаки быстро выдернули – тот только еще сильнее побелел, но не стонал.

«Кремень-мужик. Гвозди бы делать из таких людей, да потом молотком по шляпке, гад гвардейский!»

Конвойный казак взял шпагу императора, тут же стер кровь с клинка об чекмень и с поклоном протянул Петру.

– Матерого волка с коня свалил ты, царь батюшка! Одним ударом! Кто же тебя казачьему нырку научил, государь? Ты его сразу нанизал и от удара палаша в сторону ушел!

– Да не ушел я, казак. Видишь сам, кирасу на мне почти прорубил.

– Нет, государь. Раз раны не получил, значит, увернулся, а того сразу ссадил. Ты бы лучше саблю взял, государь, тогда бы поперек живота его рубанул, а пырнуть шпагою трудно, можно и не попасть!

– Ну, попал же. Алехана этого перевязать да в Кронштадт под охраной доставить…

Содержательный диалог царя и казака прервал генерал Гудович, громким голосом доложивший:

– Ваше величество, виктория! Половину гусар порубили, другую половину в плен взяли, многих ранеными, их сейчас казаки вяжут. Никто из изменников не ушел, здесь всем скопом остались. А вот наши потери небольшие – десять погибли, два десятка ранены, семеро из них тяжело, а остальные драться могут.

– Отдыхать полчаса всем. Потом на рысях идем к Петергофу и рубим пехоту, пока те на биваке отдыхают. Казакам обойти Петергоф и ударить с тыла. Пленные офицеры есть? Подвести.

Приказ был выполнен с потрясающей быстротой – не прошло и двух минут, Петр даже не успел выкурить папиросу, как казаки привели к нему офицера в изодранном и окровавленном ментике.

Лицо тоже было все в крови, и, приглядевшись, Петр увидел, что с его правой щеки аккуратно так стесали клинком кожу, что ее лохматый лоскут висит на подбородке. У гусарского офицера были мутные от боли, красные, как у кролика, воспаленные от бессонной ночи глаза.

«Вот потому-то мы и порубили сербских гусар столь быстро и качественно – от не спавших ночь и похмельных всадников серьезного отпора никогда не встретишь».