Империя. Путешествие по Римской империи вслед за монетой

Центурион заходит в харчевню, чтобы подкрепиться. В помещении масса народу, в основном это мужчины. При появлении вооруженного человека многие из посетителей оборачиваются. На самом деле в городе с раздражением относятся ко всем этим военным, расхаживающим по улицам после возвращения Траяна из Месопотамии. Однако это вопрос времени, население вскоре сменит привычки.

Центурион усаживается в сторонке за небольшой свободный стол и заказывает лепешку, оливки и маленьких рыбок в маринаде. Он ест в одиночестве, но максимально растягивает удовольствие от трапезы. Отхлебнув вина, он прикрывает глаза, задумываясь о своем заключении в далеком городе Месопотамии. О том, что он бы не оказался здесь, не приключись череда особенных событий: населенный пункт захватили римские войска и местным подразделениям пришлось врассыпную бежать к крепостным стенам, чтобы подготовиться к атаке. Надзиратель убежал со всеми, на ходу нахлобучивая шлем, и в спешке забыл на столе ключи. Совсем близко от окошка-глазка камеры… Не потребовалось особых усилий, чтобы разломать доску, служившую лежаком. А выудить ключи через окошечко оказалось и вовсе плевым делом. Дверь была открыта, выпущены остальные заключенные. Все сбежали по лестнице, убивая солдат неприятеля и захватывая их оружие. Центурион вновь переживает тот миг, когда он распахнул дверь в комнату вражеского главнокомандующего, застав того облачающимся в латы с помощью своих адъютантов. Вновь ощущает кипучую силу, наполнившую тогда все его существо. Он превратился в разъяренного зверя. Клинок разил тела с молниеносной быстротой, и в итоге, вонзив острие в бок командующего, тучного чернобородого мужчины с лысой, постоянно мокрой от пота головой, он почувствовал себя отомщенным за все те побои, что вынужден был сносить в тюрьме. Бокал вина застывает в воздухе. Перед глазами воина проплывают кадры пережитых моментов: вот он, задыхаясь, несется к воротам города, в то время как бой уже завязался, — открывает их, видит в проеме возбужденное, искаженное яростью лицо первого из вошедших римских солдат… Кто-то ненавязчивым движением опускает его руку. Это официантка. Взгляд ее мягок, но непреклонен… Нужно заплатить и освободить стол. Другие посетители заведения ждут своей очереди. Центурион еще некоторое время находится во власти своих снов наяву, дыхание прерывисто, он часто моргает. Затем достает монету, встает и, изобразив на лице неловкое подобие улыбки, выходит из харчевни. Он чувствует, как напряжены мышцы ног. Все его тело продолжает бороться. Эти спазмы накатывают неожиданно: так называемый посттравматический стресс. Кто знает, сколько таких же, как он, легионеров, вернувшись после Месопотамской кампании, вынуждены сталкиваться с подобными проблемами, которые знакомы солдатам войны во Вьетнаме или Ираке. Нам этого никогда не узнать. Естественно, легионерам помогает боевая сплоченность, братский настрой, объединяющий их и позволяющий каждому разрядиться в разговорах с остальными. В общем, происходит некое подобие групповой терапии…

Монета тем временем оказывается в руках у девушки, которая относит ее хозяину, в кассу. Там ей суждено пролежать всего несколько минут, пока новые посетители закусывают за столом, где только что сидел центурион. После оплаты в качестве сдачи им выдается как раз наш сестерций.

Смерть императора

Сестерций берет мужчина приятной наружности: волосы с проседью, притягательная улыбка, складки в уголках рта. Это торговец мрамором по имени Алексис. Вместе с ним — компаньон, кудрявый и худощавый. Они в последний раз обедают здесь, в Антиохии. Корабль уже готов к отплытию. Все складывается отлично: начиная от вещих снов, Божественных предзнаменований и жертв… С небес получено «разрешение» на отъезд.

Через пару часов оба уже стоят на палубе большого торгового судна, которое на всех парусах постепенно удаляется от берега. Мужчины снимают праздничные одежды. На борту они не нужны, только испортятся. Освобождаются и от обуви — это калиги (caligae). Когда они остаются босиком, мы замечаем любопытную деталь: на ступнях словно прочерчены коричневатые полоски. Об этой особенности обычно не пишут в исторических книгах. Тонкие кожаные тесемки, обвивающие ступни римлян, способствуют образованию своеобразного полосатого загара.

В отношении всех этих кожаных ленточек и шнурков невольно рождается вопрос: а удобно ли было римлянам надевать и снимать такие сандалии? Удобно. Надев такую обувь и затянув ремешки, можно спокойно отправляться в путь, а когда понадобится снять — достаточно просто расслабить наверху шнуровку, чтобы высвободить ногу, как происходит с современными ботинками. Римские сандалии, по сути, представляют собой те же кожаные ботинки, но со множеством «прорезей».

Расхаживать голым по палубе — нормальное дело, как мы уже говорили. Особенно в данных климатических условиях.