Империя Рюриковичей (V-XVI вв.). Русская экспансия

Русы, в отличие от них, пойдут дальше и создадут огромную данническую империю, вся идеология которой будет строиться на подчинении и грабеже. Страны каспийско-черноморского пояса и Византия явились для русских конунгов учебным полигоном, где они оттачивали методы захвата и управления будущими колониями.

Походы государственной важности

Сын Игоря Старого киевский князь Святослав был ярким представителем «кочевой» плеяды русов. Святослав первым из варяжских князей носил славянское имя, которое невозможно спутать с немецким или скандинавским, но при этом он был последним варягом-романтиком среди князей Рюрикова Дома.

В лето 969, сообщает Лаврентьевская летопись, Святослав обратился к своей матери, княгине Ольге, и старшим членам дружины с неожиданным признанием: «…не любо ми есть в Киеве быти, – заявил молодой князь, – хочю жити в Переяславци в Дунае, яко то есть середа земли моей»¹³⁶.

Серединой намечающейся русской империи дунайский город Переяславец мог быть только в одном случае – если считать Византию, данницу русов, ее частью. Но дело даже не в этом. Единственный сын Игоря при всей авантюрности своего характера выбрал место для новой столицы с дальним прицелом. Он знал, что в Переяславец стекались «все блага» мира, что в нем находился один из важных торговых центров Византийской империи. Расхваливая достоинства города, ради которых Святослав призывал русов покинуть днепровский берег, он говорил, что ромеи привозят сюда золото и паволоки, вина и разнообразные овощи; чехи и венгры поставляют серебро и коней; а русы обеспечивают дунайский рынок «скорой», воском, медом и челядью¹³⁷.

Скандальный призыв великого князя сменить Киев на Переяславец почти дословно записан в летописи. Благодаря этой фиксации перед нами впервые приоткрывается завеса над святая святых русской средневековой экономики. Из слов киевского князя мы наконец-то узнаем, что в международной торговле русы специализировались на поставке трех групп товаров: меха пушных зверей (скоры), продуктов пчеловодства (меда и воска) и рабов (челяди).

Учитывая известие арабских писателей о том, что русы лично никогда не занимались производительным трудом, а получали все путем жесткой экспроприации («посев их – грабеж славян», сказано в одном из арабских источников¹³⁸), уже сейчас можно более или менее ясно представить, в каких отношениях находились русичи и славяно-финское население Восточной Европы, завоеванное и покоренное этим воинственным народом.

К теме русских завоеваний мы скоро вернемся, ну а пока отметим, что Святослав в 971 г. действительно отвоевал у болгар полюбившийся ему Переяславец. Однако вместо того, чтобы начать мирную жизнь в этом центре международной торговли, он тут же объявил войну Византийской империи¹³⁹.

Святослав был истинным сыном своего народа и не мог долго жить без грабительских войн. Кроме того, он, как и его предки, претендовал на греческую дань. Константинополь подписал с ним новый пакт и подтвердил его право на добычу¹⁴⁰.

По «доброй» традиции греки обещали Святославу оплатить его военные расходы, но воспользовались случаем и подговорили печенегов расквитаться с дерзким воякой¹⁴¹.

Святослав погиб по дороге в Киев, сраженный кочевниками. Его внебрачный сын Владимир, волей судьбы занявший место отца на киевском троне, был первым, кто, кажется, перестал обирать Византию как данницу. При нем Киевская Русь стала официальным пактиотом (союзником) Царьграда и получала от него деньги только за участие в совместных войнах.

Однако в дальнейшем, как минимум однажды, русы снова пытались нажиться на Византии. Случилось это, как ни странно, при христианнейшем князе Ярославе Мудром. В 1043 г. его сын Владимир Ярославич во главе большого войска был снаряжен и отправлен воевать Константинополь. Поход получился откровенно неудачным. То ли Владимир Ярославич не обладал даром военачальника, то ли греки были настороже, но только часть русов попала в плен и была ослеплена. Остатки русского войска вместе со своим командиром, сильно потрепанные штормом, бесславно вернулись домой¹⁴².

Рыцари без страха и упрека

Патриарх Фотий считал русов беспечной, неуправляемой массой, не имеющей военачальников, побеждающей своей численностью, стремительной и ужасающе жестокой¹⁴³.

В то же время внутренние источники, например новгородское летописание, указывают на русских князей как на милостивых к своему народу правителей, чьи дружины добывают корм, «воююще ины страны»¹⁴⁴.

Здесь важно не перепутать, о каком народе пишет летописец. Изначально все русы – «находники», пришедшие к новгородским славянам извне. В IX–X вв. многие русы изъяснялись по-норманнски – император Константин слышал их речи своими ушами¹⁴⁵. При князе Олеге Лаврентьевская летопись подразумевает под русью не только варягов, но также славян и прочие народы¹⁴⁶.