Он отошел от огромного пьедестала еще дальше и поднял взгляд. Высоченная колонна стояла в лесах, но Марк умственным взором видел уже готовое, свободное от них сооружение. Ничего подобного раньше не возводили, и Марк чрезвычайно гордился тем, что приложил к памятнику руку.
Колонна возносилась на сотню футов – если добавить пьедестал и статую наверху, то на сто двадцать пять – и была сделана из восемнадцати гигантских мраморных блоков, поставленных один на другой. По спирали ее оплетала вереница рельефных изображений дакийских побед Траяна. Из-за барельефов и понадобились леса: сотни фигур, которые окружали блоки, еще нуждались в доработке и покраске.
Высота колонны соответствовала высоте холма, где выкопали котлован под фундамент; объем земли, изъятой человеческими руками – в основном рабов-даков, – поражал воображение. Там, где прежде отрог Квиринала перекрывал дорогу из городского центра на Марсово поле, теперь раскинулся новый форум, носящий имя Траяна, а его доминантой стала колоссальная колонна, пронзающая сейчас небо над Марком.
Кто-то тронул его за плечо. Рядом встал человек, который спроектировал не только колонну, но и весь комплекс площади. Аполлодора Дамасского прозвали вторым Витрувием, приравняв его к великому архитектору и механику Юлия Цезаря. Траян познакомился с Аполлодором во время службы в Сирии, оценил его гений и с тех пор не оставлял без заказов.
Во время дакийских кампаний Аполлодор проектировал осадные машины и другие виды оружия. Для облегчения марша войск он построил громадный арочный мост через Дунай – длиннейший из существующих. Для быстрого и безопасного шествия огромной армии через Железные ворота в придунайских теснинах он соорудил деревянное полотно, сходившее с голой скалы; легионы скользили буквально над рекой и проникали в самую глубь вражеской территории. Отвага римлян, благосклонность богов и руководящая роль императора принесли легионам победу, но именно гений Аполлодора обеспечил им молниеносное продвижение.
В начале дакийской войны Аполлодор попросил Траяна выделить ему помощника. Император вспомнил красавца-юношу, представшего перед ним некогда в Доме народа, и слова его тогдашнего хозяина: «У него немалый талант. Нет, не просто немалый – божий дар». И Марку Пинарию несказанно повезло: император призвал его на службу под началом Аполлодора Дамасского. Марк не отходил от мастера на протяжении всей войны, днем и ночью – помогал, наблюдал за его трудом, учился у него, завоевывал доверие и уважение. Теперь, вернувшись в Рим, Аполлодор продолжал работать на императора, а Марк – трудиться под водительством мастера.
Марк показал себя хорошим механиком, но дар его всегда был связан с ваятельством. Все, что представлялось ему в воображении, он мог изобразить в камне с уверенностью и легкостью, которым дивился даже Аполлодор. Если заслугой Аполлодора стали концепция и общий проект огромной колонны, то Марк изваял многие фрагменты спирального рельефа, а также монументальную композицию в основании – гору оружия, символизирующую поражение врага. Живыми картинами войны, которые Марк наблюдал воочию, спиральный барельеф рассказывал о борьбе даков, которая закончилась их избиением и порабощением римскими легионами. В череде образов снова и снова появлялась фигура императора, приносящего животных в жертву богам или участвующего в яростной схватке.
Аполлодор присоединился к Марку в созерцании колонны. Высокий, с крупными руками, мастер не просто надзирал за работами, а поддерживал себя в форме собственноручным воплощением проектов. Как многие легионеры Траяна, он носил бороду и волосы до плеч, заявляя, что у него нет времени на цирюльников. В свои зрелые годы он сохранил густую и темную шевелюру, чуть тронутую сединой на висках.
Аполлодор дружески сжал плечо Марка. Пожатие получилось до боли крепким.
– Что ты чувствуешь, глядя на это?
– Гордость, – ответил Марк.
Он не лукавил: Марк чрезвычайно гордился своим мастерством. Так оно и должно было быть: горожане при взгляде на колонну должны почувствовать гордость за римских солдат, императора, покорение другого народа. Но Марк, взирая на оплетающие колонну фигуры, испытывал не только такие чувства. Многие образы были взяты из его личных воспоминаний. Хотя он не участвовал в боях, он повидал последствия многих битв, перешагивая через трупы, отрубленные конечности, лужи крови и разбросанные внутренности. Он видел длинные караваны изможденных голых дакийских пленников: со связанными руками, в ошейниках, прикованные цепями друг к другу, они брели навстречу новой рабской жизни. Он был очевидцем того, как римские солдаты, наслаждаясь привилегиями победителей после ужасов боя и возбужденные схваткой, грабили деревни, насиловали женщин и мальчиков.