Империя. Роман об имперском Риме

За невестой следовали ее мать, отец и остальные участники брачного торжества, распевая древнюю свадебную песню «Талассий», повествующую о похищении сабинянок Ромулом и его присными. По легенде, самая прекрасная сабинянка была захвачена приспешниками некоего Талассия. Несомая ими, она взмолилась, прося сказать, куда ее забирают. Участвующие в брачном обряде женщины задавали вопросы, а мужчины давали ответы.

Куда, к кому вы несете меня?
К Талассию верному, вот к кому!
Почему же к нему вы несете меня?
Потому что понравилась ты ему!
Какая же участь постигнет меня?
Ты станешь верной женой ему!
Какой же бог упасет меня?
Все боги тебя отдают ему!

Свадебная процессия прибыла в дом Луция Пинария. Под открытым небом освежевали и возложили на алтарь овцу. Шкуру набросили на два стула, куда уселись жених и невеста. Клавдий в качестве авгура попросил богов благословить союз и получил ауспиции: он счел весьма благоприятным знамением двух воробьев, пролетевших в темнеющем небе справа налево.

Не выпуская веретена и прялки, Ацилия поднялась и встала перед входной дверью, украшенной гирляндами цветов. Мать обняла девушку. Все знали, что будет дальше, и толпа загудела в трепетном возбуждении. Луций продолжал сидеть, будто не мог решиться, и отец крикнул ему:

– Давай же, сынок!

– Да, Луций, давай! – подхватил Клавдий.

Остальные со смехом принялись бить в ладоши и скандировать:

– Давай! Давай! Давай!

Краснея и смеясь, Луций соскочил со стула и вырвал Ацилию из материнских объятий. Она взвизгнула, когда он подхватил ее на руки, распахнул пинком дверь и перенес невесту через порог, точно пленную сабинянку. Публика, ликуя и рукоплеща, столпилась у входа, чтобы засвидетельствовать последний акт церемонии.

Луций поставил Ацилию на коврик из овечьей шкуры. Девушка отложила веретено и прялку. Жених вручил ей ключи от дома.

– Кто ты, объявившаяся в моем доме? – спросил он с колотящимся сердцем.

– Когда и где будешь ты, Луций, тогда и там буду я, Луция, – ответила она.

Церемония наделила Ацилию тем, чего не было у незамужних женщин: первым именем; оно являлось женской формой имени мужа и могло звучать только меж супругами в минуты уединения.

В разгаре последовавшего пира Луций отыскал Клавдия. Они отошли в тихое место под окружавший сад портик. Было полнолуние. Воздух благоухал ночным жасмином.

– У тебя з-з-замечательный дом, Луций.

– Благодарю тебя, Клавдий. И отдельно – за ауспиции.

– Мне в радость послужить тебе авгуром. Но дом твой так хорош, а невеста столь мила, что вряд ли тебе нужны еще и от меня подтверждения – Фортуна явно вам улыбается.

– Фортуна или Фатум?

Клавдий рассмеялся:

– Вижу, ты последовал моему совету и занялся астрологией! Болос пишет в «Симпатиях и антипатиях», что каждый, кто ее изучает, рано или поздно сталкивается с парадоксальным противостоянием Фатума и Фортуны. Если Фатум есть путь, проложенный для нас звездами, свернуть с которого невозможно, то какая польза в молитвах Фортуне и прочим божествам? Однако люди взывают к Фортуне постоянно и во всех обстоятельствах. Такова наша природа: умилостивлять б-б-богов и просить их благословения, а значит, тут должна быть некая польза вопреки неумолимому Фатуму. По моему мнению, наша личная судьба подобна широкой дороге. Мы не можем ни повернуть назад, ни сойти с нее или сменить направление, однако в пределах колеи способны делать небольшие петли и повороты. Так мы обретаем выбор, а расположение богов вносит свою лепту.

Луций отрешенно кивнул.

– Вижу по лицу, кузен, – вздохнул Клавдий, – что для тебя мои слова ничего не значат.

Луций рассмеялся:

– Откровенно говоря, Клавдий, я не добился особых успехов в изучении астрологии. Она далека от авгурства. Мне не особенно нравилось проводить столько времени с магистром, но его наставления ложились на душу, ибо наука о предсказаниях для меня полна смысла. Авгурством безупречно владели наши предки, оно хорошо им служило, и наш долг – продолжить их дело, дабы сохранить благоволение богов к нам и нашим потомкам. Но астрология… – Луций покачал головой. – Нарекать планеты, классифицировать их воздействие на поведение людей и все прочее – мне это кажется весьма произвольным, как будто выдуманным каким-то давно почившим вавилонянином. И если Фатум, как ты говоришь, существует, то зачем познавать будущее? В отличие от тебя, Клавдий, я сомневаюсь, что астрологию можно примирить с авгурством. По-моему, нужно верить во что-то одно.

– По крайней мере, здесь ты сходишься с дядей Тиберием.