Империя серебра

Несмотря на свою молодость, место это было изысканно красивым. Яо Шу вслушивался в мирное журчание бегущей по камешкам воды и улыбался сам себе, вновь и вновь дивясь непередаваемой сложности человеческих душ. Сын Чингисхана — и заказать такой сад! Что-то из разряда небылиц, точнее, чудес. Просто не верится. Какое буйство красок, как восхитительно тонка игра цветов, какое разнообразие оттенков — уму непостижимо! И вместе с тем это так. Надо же… Стоит только подумать, будто ты знаешь того или иного человека, как окажется, что ты заблуждаешься, причем в корне. Лентяй урабатывается до смерти, внешне добрый человек оказывается жестокосердным, злодей искупает свои прегрешения, спасая чью-то жизнь. Каждый день отличается от всех, что были прежде; каждый человек отличен не только от остальных, но даже от обломков самого себя, влекущихся куда-то в прошлое, подобно битой черепице. А женщины! Яо Шу приостановился поглядеть сквозь живописные заросли багульника туда, где на ветке самозабвенно пел жаворонок. От мысли, как сложно устроены женщины, советник хана невольно рассмеялся. Пичуга тут же сорвалась с ветки и исчезла, порывистым щебетом выдавая свой испуг.

Здесь женщины мужчин, пожалуй, еще и превосходят. В тонкостях людской натуры Яо Шу разбирался как мало кто другой. Иначе разве бы доверил ему Угэдэй в свое отсутствие такие полномочия? Хотя, признаться, занятие это не из простых. Скажем, представать перед такой женщиной, как Сорхахтани, все равно что представать перед бездной. Того и гляди сорвешься, а не сорвешься, так, не ровен час, помогут. Настроение у нее — как на море погода, меняется в одночасье. Иногда в ее лице перед тобой пушистый, восхитительно игривый котенок. А иной раз это прямо-таки оскаленная тигрица, сплошь клыки и когти, того и гляди растерзает. И еще жена Тулуя совершенно не знает страха. Ну а уж если удается ее развеселить, то смеется, как девочка, — заразительно, озорно.

Яо Шу задумчиво нахмурился. Сорхахтани доверила ему обучать своих сыновей чтению и письму; не возражала даже, чтобы он делился с ними своими буддистскими воззрениями, хотя сама была христианкой. Несмотря на различия в вере, подготовку своих сыновей к взрослой жизни она рассматривала сугубо практически и, если надо, допускала здесь полную свободу.

Покачивая головой в такт своим мыслям, советник взошел на маленький круглый холм посреди сада. В этой точке архитектор позволил себе некий каприз: высоту рассчитал так, что взору отсюда поверх стен открывалась панорама Каракорума. Хотя мысли Яо Шу были сейчас с городом порознь. Внешне он выглядел как погруженный в себя ученый муж, рассеянно бродящий по дорожкам сада. На самом же деле он улавливал вокруг себя каждый шорох, а глаза его не упускали и мимолетного движения.

Двоих сыновей Сорхахтани он уже засек. Хулагу вон там справа, в листве молодого дерева гинкго; очевидно, не осознает, что веерообразные листья при его дыхании чуть колышутся. Арику-бокэ не следовало носить красное в саду, где багряных соцветий не так уж много. Его Яо Шу углядел почти сразу. А потому советник хана двигался через сад как бы посередке между двумя юными охотниками, четко улавливая их осторожное передвижение. Они наивно пытались оставаться незамеченными и одновременно наблюдать за тем, как Яо Шу идет по дорожкам. Было бы уютнее, если бы этот треугольник замкнулся еще и Хубилаем, но тот все не обнаруживался. А именно его и следовало остерегаться больше других.

Походка Яо Шу была, как всегда, сбалансированной, выверенной; землю он буквально осязал подошвами. Расслабленно опущенные руки готовы были перехватить все, что только двинется, дернется или полетит в его сторону. Быть может, отточенность телесных движений — не самое главное достоинство буддиста, но Яо Шу чувствовал, что для мальчиков это будет еще и уроком, напоминанием о том, что знают и умеют они пока отнюдь не все. Если бы только еще удалось вычислить Хубилая — он единственный из мальчишек с луком.

В саду, которому еще не насчитывалось и пяти лет, крупных деревьев было немного, в основном быстрорастущие ивы и тополя — один из них рос непосредственно впереди возле тропинки. Опасностью повеяло именно оттуда, еще на расстоянии. Не потому, что это место было подходящим для засады, просто вокруг него подозрительно густилась тишина: никакого движения, бабочки и те не витают. Яо Шу улыбнулся. Мальчики, когда он предложил им сыграть в эту рискованную игру, вначале настороженно встрепенулись, а затем решили, что выиграть ее ничего не стоит. Однако для победы надо было еще, не обнаруживая себя, приладить стрелу и натянуть тетиву. А чтобы привлечь жертву на расстояние выстрела, следовало напасть из засады или заманить туда «дичь». Так что перехитрить юных сыновей Тулуя в целом не составляло труда.