Империя серебра

Боевые порядки сунцев растягивались на многие гадзары, оттеняя незначительность своих цзиньских сородичей, квадраты которых приближались к границе. Темп их продвижения заметно замедлился. Так и непонятно, знал цзиньский император, что ему позволят сбежать, или, наоборот, готовился получить от ворот поворот. Последнее вселяло некоторую надежду — единственное мелкое утешение в противовес Хасаровой ярости и возмущению. Ведь битву выиграл он! Цзиньские полки целыми днями пытались сдерживать его натиск, но лишь один раз сами совершили встречный бросок — тогда, когда его люди пронзили их ряды. Его тумен вымочил землю их кровью, перенес взрывы и град раскаленного металла. Сколько его воинов получили ожогов и увечий, сколько их оказалось изрезано и изломано! Они заработали свою победу, выстрадали ее — и тут вдруг у них ее вырывают из-под носа…

Его двухтысячный резерв был по-прежнему свеж. Хасар велел подать флагом знак погонщикам верблюдов, что двигались примерно тем же темпом. К верблюжьим горбам с обеих сторон были приторочены барабаны наккара. По всей протяженности рядов мальчишки-погонщики тут же подняли гром, молотя по барабанам обеими руками и слева, и справа. По условному сигналу вперед бросились лошади в доспехах, а воины на них стали медленно опускать тяжелые пики, непринужденно ими поигрывая, что демонстрировало силу и опытность. Стена всадников вторила барабанному бою кровожадным воплем, наводящим на врага ужас.

Два мингана Хасара бросились со всего маху; от потрясенных цзиньцев их отделяли каких-нибудь двадцать шагов. У генерала было время, чтобы приказать солдатам воткнуть длинные щиты в землю, но такой бросок могла остановить разве что сплошная стена из щитов. Имеющие хорошую выучку офицеры еще пытались как-то сдержать натиск, второпях создавая единый порядок из щитов и копейщиков. Люди императора, замирая от ужаса, продолжали маршировать.

Морды и грудь монгольских лошадей прикрывала легкая защитная ткань. Сами воины были в пластинчатых панцирях и шлемах, а при себе держали пики и мечи. Кроме того, в их седельных сумках хранился всяческий боезапас. В цзиньскую армию они врезались, будто горная лавина.

Видно было, как передние ряды смялись, продавленные пиками и копытами. Некоторые лошади, противясь, с отчаянным ржанием косили шалыми глазами, и тогда всадники рвали им удилами губы и с сердитыми криками разворачивали для нового броска. Остальные прямиком бросались на цзиньцев. От силы удара пики и тех, и других лопались в щепу. Отбросив сломанные древки, монгольские воины хватались за мечи, мышцами, закаленными двадцатью годами натягивания лука, без устали рубя наотмашь, все время наотмашь, по оскаленным лицам врага.

Хасара обдала теплая морось алых капель: под ним убило лошадь, и он предусмотрительно спрыгнул. На языке железистым привкусом чувствовалась чья-то кровь, и он с отвращением ее сплюнул, отбив при этом вытянутую руку кого-то из кешиктенов, думающего подхватить своего командира наверх в седло. Ярость от того, что потрепанная императорская армия уходит, затмевала рассудок. Внизу Хасар, напряженно согнувшись, двинулся на вражеских солдат, держа меч внизу до момента нападения. Встречные его выпады были коварны и точны, и по мере того как он вместе со своими продвигался вперед, цзиньцы, вместо того чтобы нападать, по большей части пятились.

Хасар ловил на себе мрачные взгляды императорских солдат и молча взирал на то, как они перед ним отступают. Почувствовав, что его меч застрял во вражеском щите, он выпустил его из рук, а когда цзинец по инерции отшатнулся назад, крякнув, мгновенным движением поднял с земли еще один и нанес солдату удар слева. Только после этого Хасар влез на лошадь за спиной у всадника и оглядел окрестность.

В отдалении передовые ряды цзиньской армии уже дошли до рядов сунцев.

— Найди мне лошадь! — крикнул он на ухо кешиктену.

Тот развернул своего жеребца, и они вместе выехали из прорубленного воинами круга, который тут же за ними сомкнулся створками вновь поднятых побитых щитов.

Хасар оглянулся на Угэдэя, внутренне холодея от ощущения только что пережитой опасности. То, что положение безнадежно, ясно и ребенку. При такой силище, что стоит напротив, туменам остается только показать спину. Если полки сунцев двинутся в бой, останется попросту уносить с границы ноги. Единственное, из чего можно выбирать, — это уйти с достоинством или дать деру, как от стаи волков. Хасар от досады скрежетнул зубами. Выбор и так ясен, иного не остается.