Империя серебра

От такой мысли приятно плыло в голове, и Сюань прикидывал, не атаковать ли даже в том случае, если границу откроют. Все, чего ему хотелось, – это обрести безопасность с числом войска, достаточным, чтобы обладать веским голосом на будущих военных советах. А монгольский хан окажется в вопиющем меньшинстве. Грубому кочевнику-скотоводу перед всеми этими свежими, с иголочки, полками останется лишь растерянно остановиться.

Первые ряды сунцев, достигнув границы, встали – сплошь безукоризненные ряды в разноцветных доспехах, под шелковисто вьющимися на ветерке длинными сунскими знаменами. Откуда-то из переднего ряда построения вылетело дымное облачко, и с громовым перекатом выстрела над травой прошелестело каменное ядро. Из цзиньцев оно никого не задело, так что, судя по всему, послание предназначалось не им. Сунский принц выкатил в поле пушки – огромные металлические трубы на колесах, способные единым выстрелом опрокидывать целый конный строй. Пускай-ка хан проглотит эдакую пилюлю.

Армия Сюаня шла безостановочно; на приближении к темным рядам, теперь совсем уже близким, сердце императора билось как птица.

Глава 11

Хасар своим глазам поверить не мог, оценив размер армии, вышедшей к сунской границе; прямоугольники ее полков тянулись до самого горизонта. Своего сражения у хребта Ехулин южная империя в отличие от северной явно не претерпела. Ее император не посылал на убой свои армии и не видел их измятыми, растерзанными, разгромленными. Его солдаты еще никогда не бежали в ужасе от монгольских всадников. Хасар ненавидел их – за великолепие, за грозную высокомерность – и лишний раз жалел, что нет сейчас здесь Чингисхана – хотя бы затем, чтобы видеть в его глазах тлеющий гнев от вида чванливого врага.

Боевые порядки сунцев растягивались на многие гадзары, оттеняя незначительность своих цзиньских сородичей, квадраты которых приближались к границе. Темп их продвижения заметно замедлился. Так и непонятно, знал цзиньский император, что ему позволят сбежать, или, наоборот, готовился получить от ворот поворот. Последнее вселяло некоторую надежду – единственное мелкое утешение в противовес Хасаровой ярости и возмущению. Ведь битву выиграл он! Цзиньские полки целыми днями пытались сдерживать его натиск, но лишь один раз сами совершили встречный бросок – тогда, когда его люди пронзили их ряды. Его тумен вымочил землю их кровью, перенес взрывы и град раскаленного металла. Сколько его воинов получили ожогов и увечий, сколько их оказалось изрезано и изломано! Они заработали свою победу, выстрадали ее – и тут вдруг у них ее вырывают из-под носа…

Его двухтысячный резерв был по-прежнему свеж. Хасар велел подать флагом знак погонщикам верблюдов, что двигались примерно тем же темпом. К верблюжьим горбам с обеих сторон были приторочены барабаны наккара. По всей протяженности рядов мальчишки-погонщики тут же подняли гром, молотя по барабанам обеими руками и слева, и справа. По условному сигналу вперед бросились лошади в доспехах, а воины на них стали медленно опускать тяжелые пики, непринужденно ими поигрывая, что демонстрировало силу и опытность. Стена всадников вторила барабанному бою кровожадным воплем, наводящим на врага ужас.

Два мингана Хасара бросились со всего маху; от потрясенных цзиньцев их отделяли каких-нибудь двадцать шагов. У генерала было время, чтобы приказать солдатам воткнуть длинные щиты в землю, но такой бросок могла остановить разве что сплошная стена из щитов. Имеющие хорошую выучку офицеры еще пытались как-то сдержать натиск, второпях создавая единый порядок из щитов и копейщиков. Люди императора, замирая от ужаса, продолжали маршировать.

Морды и грудь монгольских лошадей прикрывала легкая защитная ткань. Сами воины были в пластинчатых панцирях и шлемах, а при себе держали пики и мечи. Кроме того, в их седельных сумках хранился всяческий боезапас. В цзиньскую армию они врезались, будто горная лавина.

Видно было, как передние ряды смялись, продавленные пиками и копытами. Некоторые лошади, противясь, с отчаянным ржанием косили шалыми глазами, и тогда всадники рвали им удилами губы и с сердитыми криками разворачивали для нового броска. Остальные прямиком бросались на цзиньцев. От силы удара пики и тех, и других лопались в щепу. Отбросив сломанные древки, монгольские воины хватались за мечи, мышцами, закаленными двадцатью годами натягивания лука, без устали рубя наотмашь, все время наотмашь, по оскаленным лицам врага.