Читаем Империя серебра полностью

Сейчас через становище, уставив взгляд на Менгу, размашистой рысцой ехал Субэдэй. На нем были новые пластинчатые доспехи, чистые и хорошо смазанные, от чего движения его казались непринужденными и легкими. Лошадь под ним была каурая, под солнечным светом почти красная. На пути орлок не смотрел ни влево, ни вправо.

Сдержать его взгляд Менгу стоило труда. Он видел, что Субэдэй слегка хмурится. Затем военачальник ударил лошадь коленями, убыстрив ее так, что та, подскакав, встала, поводя боками и роя копытом землю.

– Добро пожаловать в мой стан, темник, – приветствовал Субэдэй, твердым голосом подтверждая звание Менгу.

Юноша невозмутимо поклонился. Он осознавал, что своим рангом во многом обязан хлопотам матери, имеющей влияние на хана. Однако жертва со стороны отца приподнимала и сына, поэтому получалось, что звание причитается ему по заслугам. Менгу недавно вернулся из похода на Цзинь. И место ему, разумеется, рядом с Субэдэем, в этом он уверен.

Словно в ответ на эти мысли, Субэдэй оглядел прибывший из Каракорума тумен.

– Весть о гибели твоего отца была для меня прискорбна, – сказал он. – Человек он был замечательный. А твой опыт нам здесь пригодится.

Орлок, понятно, обрадовался прибытию такого пополнения. Число его туменов таким образом возрастало до шести, не считая таньмачей, которых примерно столько же. Небесный отец явно благоволил этому походу.

– Прежде чем мы выдвинемся, у тебя есть еще месяц-другой, – продолжал Субэдэй. – Надо дождаться, когда окончательно замерзнут реки. А там мы отправимся на Москву.

– Зимой? – невольно переспросил Менгу.

К его облегчению, Субэдэй лишь беззлобно хмыкнул:

– Зима – это нашевремя. Урусы на холодные месяцы запираются в своих городах. Лошадей они ставят в конюшни, а сами сидят и греются вокруг больших костров в громадных домах из камня. Когда тебе нужна медвежья шкура, как ты поступаешь? Нападаешь на нее летом, когда она сильна и быстра, или режешь ей глотку, пока она в спячке? Так и мы, Менгу. Холода нам нипочем. Рязань и Коломну я брал как раз зимой. Твои люди присоединятся к караулам и учениям незамедлительно. Это их займет.

Субэдэй кивнул поклонившемуся Хачиуну, цокнул языком и погнал свою каурую кобылу дальше.

– А он… впечатляет, – произнес Менгу. – Похоже, я там, где надо.

– Само собой, – усмехнулся Хачиун. – Просто невероятно, Менгу. Кроме него, только у твоего деда было видение, чувствованиепохода. Иногда я думаю, что этот человек одержим неким духом войны. Он знает, как поведет себя неприятель. В прошлом месяце Субэдэй послал меня невесть куда стоять в засаде. День стою, два стою, и вдруг вижу: через холм скачет крупный отряд тысячи в три латников, на помощь осажденному Новгороду. – Он улыбнулся, припоминая. – Кто бы мог подумать! А тебе более подходящего места и не сыскать. А иначе что, дома торчать, что ли? Ты прав, что приехал к нам сюда. Чтобы сбить мир с ног на колени, Менгу, нам дается один-единственный шанс. Если мы сделаем это, нас ждут сотни лет мира. Если нет, то все, что построил твой дед, обратится в прах за какое-нибудь поколение. Таковы ставки, племянник. Ты погоди, на этот раз мы не остановимся, пока не дойдем до моря. А то и, бьюсь об заклад, Субэдэй изыщет способ погрузить лошадей на корабли, и тогда весь свет наш!

* * *

Чагатай со своим старшим сыном Байдуром скакали верхом вдоль скал Бамиана. Красно-бурые отроги гор к северо-западу от Кабула уже не относились к землям, дарованным Чагатаю Угэдэем, но в принципе для семейства великого хана признанных границ не существовало. Чагатай улыбнулся этой мысли, довольный, что скачет уже по спадающей жаре, в тени сумрачных вершин. Городок Бамиан был древним, и дома здесь были построены из той же серо-коричневой породы, что и сам горный склон. Армии завоевателей прокатывались здесь и прежде, а со здешними селянами Чагатай предпочитал не ссориться. Он со своими людьми доглядывал за землями вдоль берегов Амударьи, но сеять разрушения среди этих селений и городишек ему не было смысла.

Под грозной сенью монгольского хана они, можно сказать, процветали. Тысячи переселенцев начали осваивать земли вокруг ханских владений, зная, что никто не осмелится двинуть армию на Самарканд или Кабул. За первые два года своей власти Чагатай значительно утвердился. Первым делом он взялся за промышляющие в этих краях разбойничьи шайки и воинственные местные племена. Большинство их были уничтожены, а остальные разогнаны, как стадо диких коз, чтобы разнесли подальше весть по тем, кто ее еще не слышал. Шаг оказался верным: среди горожан пошел слух, что в эти края якобы вернулся сам Чингисхан. Люди Чагатая это заблуждение разоблачать не спешили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза