Империя серебра

Всю последующую весну и лето Субэдэй неуклонно продвигался на запад. Русские княжества остались позади, и он уже близился к концу той карты, которой располагал. Впереди туменов на большие расстояния выдвигались разведчики, иной раз месяцами разъезжая по неизведанным окрестностям, и составляли картину земель, что лежали впереди. Те, кто умел читать и писать, делали заметки насчет армий, которые им попадались, или о колоннах бредущих впереди беженцев. Те, кто неграмотен, связывали пучки палочек; десяток таких палочек обозначал тысячу. Все обстояло достаточно примитивно, но орлока вполне устраивало передвигаться летом, а сражаться зимой, делая ставку на выносливость своих людей. Властителей и знать этих новых земель такой подход к войне застигал врасплох, и они ничего не могли ему противопоставить. Во всяком случае, пока не было такой угрозы, которая застопорила бы всесильную Субэдэеву конницу.

Была вероятность, что, в конце концов, монгольская армия окажется перед лицом противника, численностью равного войскам цзиньского императора. В какой-то момент иноземные владыки неминуемо сплотят против броска на запад свои силы. До Субэдэя доносились слухи об армиях, числом подобных тучам саранчи, но он точно не знал, правда это или преувеличение. Если же их вожди, именующие себя королями, не сплотятся, то их можно будет разить одного за другим и идти беспрерывно, безостановочно, вперед и вперед, пока взору не откроется море.

Багатур подъехал к переду колонны двух ближайших туменов, с тем чтобы проверить припасы, которые после удачного промысла обещал подослать Менгу. Такая прорва живой силы — и животных, и людей — вынуждала монголов пребывать в постоянном движении. Лошадям нужны обширные пастбища с сочной травой. Кроме того, с каждым днем все обременительней становился хашар — сборище плененных, плохо вооруженных пехотинцев, выполняющее функции осадной толпы. Их становилось слишком много. Пригождались они лишь тогда, когда нужны были их трупы. Субэдэй посылал их перед туменами, вынуждая врага растрачивать свои стрелы и камни прежде, чем в бой вступали основные силы монголов. Тогда хашар себя оправдывал, а так он лишь зря переводил пищу, для пополнения запасов которой устраивались облавные охоты. Во время этих охот убивалось все, что живет и движется и чем можно кормить войско. То есть не только стада скота, но и дичь: олени, волки, лисы, зайцы, лесные птицы; все, что можно найти и подстрелить. Охотники из туменов действовали беспощадно, не оставляя за собой почти ничего живого. Если вдуматься, то получается — уничтожение деревень было чем-то вроде блага. Лучше быстрая смерть, чем голодное умирание без зерна и мяса, да еще в канун зимних холодов. Время от времени Субэдэевым туменам попадались брошенные поселения, где бродили разве что призраки тех лет, когда мор и голод вынуждали людей сниматься с места и уходить. Неудивительно, что оравы этих скитальцев тянулись к большим городам. В таких местах можно было обманываться мнимой безопасностью и непрочным уютом из-за ощущения своей многочисленности и наличия высоких стен. Но здесь еще не знали, сколь слабы эти стены для туменов. Субэдэй сровнял с землей Енкин вместе с находящимся в нем цзиньским императором, а ни один из городов здесь, на западе, и сравниться не мог по мощи и прочности стен с той каменной твердыней.

Субэдэй сжал челюсти, когда снова, уже не в первый раз, завидел в компании Гуюка — то есть в чужом расположении — Бату. Менгу с Байдуром находились сейчас в сотнях гадзаров отсюда, а то бы, глядишь, сюда затесались и они. Четверо тайджи сдружились меж собой, что было вполне полезно, если бы только ими не верховодил Бату. Быть может оттого, что он среди них самый старший, или же из-за того, что под ним ходил Гуюк, но Бату явно задавал тут тон. Когда к нему с какими-нибудь словами обращался Субэдэй, он выслушивал орлока с глубочайшим почтением, но ощущение всегда возникало такое, будто он втихую над ним насмехается. Никогда настолько, чтобы это можно было поставить ему на вид, но всегда и неизменно. Прямо как заноза в спине, до которой никак не дотянуться.

Подъезжая к голове колонны, Субэдэй натянул поводья. Позади рядом с туменом Гуюка следовал тумен Бату. Между воинами двух разных туменов не чувствовалось обычного духа молчаливого соперничества; они как будто следовали примеру своих темников, мирно едущих впереди. Ряды всадников были четкие, здесь командиров ни в чем не упрекнешь. Задевало то, что Бату с Гуюком болтали с таким беспечным видом, будто ехали куда-нибудь на свадьбу, а не по вражеской территории.

Багатур был разгорячен. Сегодня он еще ни разу не ел, а с рассвета за проверкой воинского построения проделал верхом уже около шестидесяти гадзаров. Свое раздражение он подавил, когда Бату с седла чинно ему поклонился.

— Какие-то новые указания, орлок? — поинтересовался он.

Гуюк тоже перевел взгляд на багатура, который подогнал лошадь ближе и поехал рядом с обоими тайджи. Отвечать на бессмысленный вопрос Субэдэй не стал.