Империя серебра

Земля вокруг хана набрякла краснотой. Кровь от дюжины кобылиц впитывалась в почву, но та уже не в силах была принять столько, и тогда кровь стала скапливаться лужей, над которой, окунаясь в нее, жужжали жирные черные мухи, одуревшие от запаха. Морол стал темным от крови, его одежда вымокла. Шипели факелы, и огонь догорающего костра, дымя, ложился на землю. Первые лучи солнца косыми ножами разрезали полутьму. Голос шамана был осипшим, лицо — грязным. В теплом сыром воздухе монотонно зудели тучи комаров. Шаман совсем измотался, но хан на своем ложе лежал все так же неподвижно, и его запавшие глаза были подобны затененным дырам.

Воины в ожидании известий спали на траве. Использовать жертвенных кобылиц на мясо было нельзя, и их трупы лежали в общей куче; из разбухших от газов животов торчали растопыренные тонкие ноги. Неизвестно, можно ли было уменьшить размер жертвоприношения, если бы лошади все-таки пошли на мясо, но они теперь так и должны остаться здесь изгнивать после того, как становище снимется с места. Многие, не дождавшись конца ритуального убийства, разошлись по своим юртам и женам, которые уже не могли смотреть, как такие прекрасные животные гибнут под ножом.

На рассвете Морол с шелестом опустился во влажную траву, пал в нее на колени. После заклания двенадцати лошадей он ощущал в себе свинцовую тяжесть, утяжеленную веригами смерти. Выказывать свое отчаяние перед ханом, беспомощно лежащим с засохшими полосками крови на щеках, он постеснялся. С прозрачной от бессонной ночи головой он стоял, а голос его окончательно сел, так что древние заклятия и прорицания он выговаривал не более чем шепотом — ритмично-заунывные напевы, катающиеся на языке до тех пор, пока слова окончательно не сливались с мелодией.

— Хан в оковах, — выкликал он, — потерян и одинок в узилище из плоти. Покажите мне, как разорвать его путы. Покажите, что я должен сделать, чтобы привести его домой. Хан в оковах…

На сожмуренных веках Морол ощущал тепловатый свет зари. Шамана переполняло отчаяние, и вместе с тем ему казалось, что вокруг неподвижной фигуры Угэдэя он слышит нашептывание духов. В ночи Морол взял хана за запястье и проверил пульс, который едва угадывался. И тем не менее временами кулем лежащий хан неожиданно подергивался или шевелился, приоткрывал и закрывал рот, а один раз у него даже ненадолго зажглись светом разума глаза. Так что ответ определенно был, знать бы только, какой именно.

— Тенгри Великого неба и ты, Эрлик, властелин мира подземного и хозяин теней, покажите мне, как порвать эти оковы, — с натужным сипением шептал Морол. — Пускай он увидит свою зеркальную душу в воде, дайте ему узреть свою теневую душу на солнечном свету. Я дал вам реку крови, дал вам испить жизни прекрасных кобылиц, истекшие в землю. Я дал кровь девяноста девяти богам белого и черного. Покажите мне цепи, и я его освобожу. Сделайте меня сокрушающим молотом. Именем девяноста девяти, именем трех душ, явите мне путь. — Он поднял к солнцу правую руку, расставив пальцы, свое знамение и проклятие. — Духовные владыки подлунных царств, это ваша древняя земля. Если вы слышите мой голос, покажите мне. Явите свое благоволение. Нашепчите наставления ваши в мои уши. Дайте мне узреть оковы.

На своем одре застонал Угэдэй, бессильно уронив голову набок. В ту же секунду Морол очутился рядом, не переставая творить заклинания. После такой ночи с еще сероватым, не набравшим силу рассветом и росой, полузастывшей на красной траве, кружение духов вокруг хана он буквально осязал; слышал их дыхание. Во рту было сухо от горькой, дочерна спекшейся на губах коросты. С этим ощущением шаман взмыл в темноту, но ответов там не было, как не было вспышки света и понимания.

— Что возьмете вы за то, чтобы его отпустить? Чего вы хотите? Эта плоть — узилище для хана державы. В вашей власти взять все, чего вы только пожелаете. — Морол судорожно вдохнул, близкий к обмороку. — Хотите жизнь мою? Я ее отдам. Скажите лишь, как мне разорвать цепи. Кобылиц оказалось мало? Я могу привести еще тысячу, чтобы их кровью сделать отметину у него на челе. Я могу соткать вокруг него кокон из крови, завесу из темных нитей и темных чар. — Шаман задышал чаще, прерывистей, нагнетая в себе жар, способный породить более мощные видения. — Хотите, приведу сюда девственниц? Приведу рабов или врагов? — Голос шамана стал тише, чтобы не было слышно со стороны. — Или мне привести детей, которые приняли бы за хана смерть? Они бы отдали свои жизни с радостью. Только дайте узреть оковы, которые я смогу стряхнуть. Сделайте меня молотом. Или для этого нужен кровный родственник? Его семья отдаст за него жизнь, не колеблясь.

Угэдэй зашевелился. Более того, он часто заморгал и на глазах у оторопевшего Морола начал усаживаться, но из-за затекшей руки завалился назад. Шаман поспешно его подхватил и, закинув голову, от избытка чувств завыл волком.

— Сына его вам? — держа хана и не в силах остановиться, продолжал Морол. — Дочерей его? Дядьев и друзей? Дайте мне знак, пусть оковы спадут!