Она называлась «Сладкая Ютака».
Путь к ней мне с большими почестями показали местные жители — сам бы я вывеску всё равно не прочитал: иероглифы не были моей сильной стороной (вообще никакой стороной).
Лавка стояла закрытой.
Она только готовилась к открытию, но хозяева находились внутри. К ним — то я и пришёл. Открыл низкую плетёную калитку и подошёл к крыльцу.
Когда я только собрался занести руку, чтобы постучать в дверь, колокольчик над головой зазвенел и сменил цвет с красного на зелёный.
Через несколько секунд дверь сама отворилась, и я вошёл в светлое помещение, очень красиво украшенное: с потолков свисали голубые фонари, а на стенах пестрели рисунки орнаментов с цветами, горами и листвой.
Витрины были пустыми, но на одной из полок стояла стеклянная чаша с печеньем в форме глазированных шариков.
— Ох, господин! Простите, но мы откроемся только завтра! — Ко мне из подсобки вышла женщина с приветливым и красивым лицом.
Я бы назвал её женщина-тростинка.
Тонкокостная, хрупкая, в бордовом кимоно и косынке. Она вытерла руки о передник и поклонилась.
— Вы ведь за сладостями?
Я покачал головой.
— Нет, госпожа Арадо, я пришёл к вашей дочери.
Радушие на лице женщины сменилось странным выражением: то ли она забеспокоилась, то ли рассердилась.
— Простите, но она не будет служить на Маямото. Меня сегодня ночью не было дома, я приехала только утром, но мне рассказали, что случилось на свадьбе. И о вас рассказали. По деревне слухи расходятся очень быстро. Я знаю, что вы спугнули чароитов, а потом сам Маямото предложил вам службу. Вы совершили подвиг, Оками-кин, и мы все вам благодарны.
Она снова поклонилась, с большим почтением.
Женщина назвала меня «Оками». Ещё и суффикс «кин» добавила, а это, как я понял, выражает в Янамаре глубокое уважение. Тут же вспомнился мой разговор с Маямото. Это ведь он сравнил меня с духом-волком Оками.
Н-да. По деревне слухи, и правда, быстро расходятся.
— Только прошу вас, не впутывайте мою девочку, — добавила женщина. — Она вчера и без того еле спаслась. Бедняжка так напугалась, что всё утро плакала от ужаса.
Я всё-таки не удержал брови на месте.
Мидори… что делала? Плакала от ужаса?
Такое не укладывалось в голове.
— Я пришёл лишь поблагодарить её, госпожа Арадо, — ответил я, делая голос мягче и чуть склоняясь в благодарном поклоне. — Ваша дочь спасла мне жизнь, когда атаковала чароита и отвлекла его на себя. Она очень храбрая.
Женщина распахнула глаза и с неверием уставилась на меня.
— Моя Мидори? Да она же совсем слабенькая. Какая храбрость, вы что? Девочка даже драться не умеет и боится пауков до обморока!
Кажется, мы говорили о двух разных Мидори.
— Могу я увидеть её, госпожа Арадо?
Женщина нервно вытерла руки о передник и позвала дочь, оглянувшись на подсобку:
— Мидори! Господин Оками оказал нам честь! Выйди, милая!
Спустя минуту в зал вышла Мидори, и, увидев её, я понял, что при матери девчонка действительно вела себя иначе.
Сейчас это была Мидори-Хорошая-Девочка, Мидори-Наивная-Простушка, Мидори-Которая-Не-Знает-Что-Такое-Бомбы…
Эпизод 10
Девушка предстала в бордовом кимоно, переднике и косынке, как и мать, а в руках держала таз с водой.
Увидев меня, она легко сохранила наивную и смиренную физиономию — скромно улыбнулась и поклонилась.
— Здравствуйте, Оками-кин.
На вид это было самое безропотное существо из всех безропотных.
— Мы откроемся только завтра, — добавила она. — Но вы можете попробовать наше сладкое печенье, которое мы приготовили специально для наших гостей.
Не дожидаясь ответа, девушка поставила таз на прилавок и взяла чашу с печеньем, затем с кроткой улыбкой подошла ко мне и протянула угощение.
— Это печенье из сахарных скорлупок, а внутри предсказание. Возьмите одну и узнайте свою судьбу, господин.
Я внимательно оглядел красивое лицо Мидори.
— А кто сочиняет эти предсказания?
— Я сочиняю, — сообщила та, будто она великая предсказательница. — Возьмите. Это всего лишь игра. Не обижайте отказом хозяйку лавки.
Мать девушки наблюдала за странной сценой и хмурилась, но не решалась прервать этот забавный ритуал угощения.
Я взял первый попавшийся сахарный кругляш, нажал на него пальцами, и тот легко разломился на две половины. Внутри лежал скрученный в свиток древесный листок.
— Это коричневая мята, — пояснила Мидори. — Я пишу на листках мяты специальными кофейными чернилами.
Я развернул листок и…
Ну вот. Снова иероглифы.
— Забавно, спасибо, — я сделал вид, что прочитал предсказание, и сунул листок в карман рукава, после чего обратился уже к матери Мидори: — Разрешите поговорить с вашей дочерью, госпожа Арадо. Это ненадолго.
Женщина вздохнула.
— Простите, господин Оками, но на её руку уже претендует другой молодой человек.
Мидори неожиданно икнула (видимо, я снова обеспечил ей стресс).
— Э… — я прочистил горло, — у меня уже есть невеста. Она осталась в Северном Нартоне.
Это сработало, как успокоительное.
На лицо женщины вновь вернулась приветливая улыбка, а уже через пять минут я и её дочь беспрепятственно шли по улице.