Империя (СИ)

– Моему господину нужна голова их центуриона. Его зовут Луций. Принеси ее мне.

– А что я получу взамен?

– Информацию. Ценную информацию.

– Интересно знать, чем не угодил вам этот бедолага? – усмехнулся Ульрих.

– Тебе ли задавать такие глупые вопросы? Так что, ты согласен? Да или нет?

– Да! – протягивая руку Сципиону, ответил предводитель германцев.

– Вот и прекрасно! – пожимая холодной, словно лед, рукой руку Ульриха, ответил Сципион. – Их всего центурия в этом лагере, подкрепления нет и не будет. Глупцы чудом оказались здесь, не думая о том, что вас так много. Ударь завтра всеми силами им в лоб, в район ворот, и принеси мне голову этого центуриона. Я думаю, тебя обрадовала моя информация, – проговорил он, прежде чем скрыться в темноте.

Засыпая возле костра, Ульрих злобно улыбался. Его разум никак не мог понять глупости римлян. Сначала Вар, которого они так легко обвели вокруг пальца, теперь вот этот странный центурион со своей одинокой центурией стоит без подкрепления в окружении войска германцев. На что они рассчитывают? И о чем они думают, приходя на его земли, на земли его предков, на земли его народа? Всего одна центурия: сто человек против полутора тысяч воинов. Завтра все будет кончено еще до полудня. Но, стоит признаться, этот Луций потрепал ему нервы. Ульрих уже вообразил себе нечто немыслимое, а там всего лишь сотня бойцов – центурия, песчинка, букашка, которую раздавить – раз плюнуть. С этими мыслями он погрузился в глубокий сон, пригревшись у красных, раскаленных до треска углей. Если бы он только знал, кто сейчас находится напротив, пристально всматриваясь в его могучее тело, его сон не был бы таким сладким. Рядом, шевеля угольки небольшим прутиком, сидел Авера в рваном балахоне, с искривленной спиной, с красным глазом, который зловеще поблескивал из-под капюшона. Он переворачивал головешки, и от них становилось так жарко, что Ульрих невольно ворочался с боку на бок в поисках более прохладного места. Вдруг Авера резко подался в сторону, замер, как-то весь изломался и, словно хищник, стал втягивать своими ноздрями запах ночи, после чего кинулся в темноту, туда, где возле своего шалаша ходил Хлодвиг, в гневе бормоча что-то себе под нос и пиная ногами камни.

– Я докажу своему отцу, что достоин его славы и ничем не хуже его. Отправил меня спать! Нашел мальчишку! Ничего, ничего! Завтра я покажу всем, что я вправе называться воином, – сквозь зубы шипел Хлодвиг, не находя себе места.

Внезапно его собственная тень заползла ему за спину, поднялась над плечом и склонилась над ухом.

– Докажи, докажи всем, что ты храбрый воин. Ульрих все еще считает тебя ребенком, и его воины смеются над тобой, называя тебя папенькиным сынком. Ты не заслуживаешь уважения в их глазах. Они думают, что ты ничего не можешь без своего знатного отца.

– Я докажу им всем, что это не так! – сжав кулаки и стиснув зубы, прорычал, словно зверь, Хлодвиг.

– Докажи. Да, докажи им всем. Пускай они увидят, что ты достойный сын своего отца. Вызови на бой римского центуриона. Сразись с ним перед битвой один на один, – змеей шипела тень, поблескивая в темноте красным глазом.

Из леса тянуло утренней прохладой. Сизая туманная дымка стелилась по земле, будто спустившееся с небес облако. В лагере все собрались вокруг костров, и только часовые, закутавшись в шерстяные плащи, шагали взад и вперед по валам и навесам, зорко вглядываясь в чащу леса. Луций и Понтий стояли рядом, молча смотря туда, откуда из тумана черной пеленой медленно выдвигались ряды германцев, толкая таран и неся лестницы. Шум шагающей армии нарушил утреннюю тишину, тут и там взлетали потревоженные птицы, хлопая крыльями, словно аплодируя участникам грядущего побоища.

– Сколько же их? – с трудом вымолвил Понтий.

– Поднимай всех. Быстрее, – не оборачиваясь на друга, спокойно ответил Луций.

Через мгновение все завертелось. Солдаты выбегали из палаток и строились в отряды по десять человек. Ромул запрягал лошадей и привязывал закрепленные на сбруе канаты к своему детищу. Мартин, на ходу застегивая шлем, быстрым шагом шел вдоль построившейся центурии. Понтий и Ратибор взобрались на укрепления к Луцию.

– Пошла жара в хату! – усмехнулся русич, глядя на войско германцев. – Что, центурион, ты готов к смерти? – хлопнув Луция по плечу, рассмеялся он.

– Что мне бояться смерти, варвар? Смерть – мгновение, а слава может быть вечной, – Луций обернулся назад. – Ромул, половину на стены, остальные пусть ждут снизу! Мартин, смотри, чтобы не обошли сзади! Если увидишь, дай знать! Всем приготовиться! Ждать моего сигнала!

Тут в германском войске что-то произошло. Одинокий всадник вырвался вперед и помчался во весь опор к стенам лагеря. Со стороны противника зашумели, следом за смельчаком рванули еще с десяток конных, но вскоре повернули обратно, а воин по-прежнему гнал своего скакуна к укреплениям.

– Может, грохнуть глупца? – спокойно спросил Ратибор.

– Никому ничего не предпринимать! Посмотрим, чего он хочет, – повернулся к русичу Луций.