Его воспоминания прервал звук приближающихся шагов. Клапан палатки резко отлетел в сторону, помещение вмиг заполнилось солнечным светом, в глазах запрыгали белые зайчики. Ратибор вошел тяжелой походкой, схватил со стола кувшин и стал жадно пить. Его кадык ходил вверх-вниз, вода стекала по бороде, скатывалась по доспехам, лилась на пол. Все молчали, уставившись на русича, который выглядел, как легендарный колосс: его доспехи были покрыты толстым слоем песчаной пыли, лицо обветрено, от него разило потом, не только своим, но и лошадиным. Напившись, он с облегчением отставил пустой кувшин, умиротворенно выдохнул и плюхнулся в кресло, взбив вокруг себя облако пыли.
– Ненавижу пустыню! Все тут не по-людски! Горбатые лошади, харкающие в людей. У местного населения морды точь-в-точь, как у этой скотины! Тупое отребье! Живут в навозе. А эти кочевники?! Да они пьют молоко, смешанное с кровью! Это как вообще?! Говорят, они еще и жрут друг друга! – обветренное лицо Ратибора передернулось, и он нахмурил брови так, что под ними стали заметны только белки глаз.
– Что, ничего не узнал от него? – потер подбородок Луций.
– Ублюдок откусил себе язык! Я его на лоскуты распустил, а он даже не промычал ничего! Потом кровью истек, наверное, или боли не выдержал! И все концы в воду! Будь проклята эта пустыня! А ты чего вылупился?! – внезапно прикрикнул он на застывшего раба, который уже закончил перевязывать Луция и Мартина.
– Все, ступай, свободен, – произнес Мартин, надевая тунику. Раб быстро собрал окровавленные бинты и, стараясь не смотреть на страшного варвара, выскочил на улицу. – Как это – язык себе откусил?
– Да я сам поражен! Когда мы с ним схлестнулись, он бился как зверь: сильный враг, достойный соперник. Но проиграв, он попросту высунул язык и откусил его.
– Что, вот так вот взял и откусил?!
Ратибор недовольно кивнул головой и махнул рукой, отчего вокруг него снова поднялась пыль.
– Да уж… И что, никаких зацепок?
– Никаких. Бумаги только какие-то, закладные что ли или векселя. Короче, ничего существенного. Баньку бы сейчас, да с веничком! Ладно, пойду, помоюсь, а то разит как от пса. Если что, я в городе буду. Соскучился что-то я по женской ласке.
– Давай. Только смотри не задерживайся, завтра вечером отплываем. К утру должен быть в лагере, – Луций снова принялся за документы.
– Буду… – буркнул русич, а в голове у него крутилась только одна мысль: «Когда прибудем в Рим, нужно узнать об этих звездах, объятых пламенем. Но у кого? Марк, он все знает, должен помочь. Точно, точно! Марк, он поможет!», – выйдя на улицу, он вдохнул жаркий, но свежий воздух, зажмурил глаза от удовольствия, сделал несколько шагов и наткнулся на Понтия.
– Великий Юпитер! Ратибор, осторожней, – Понтий, сам одетый в белую, почти хрустящую чистотой тогу, отпрыгнул в сторону. – От тебя разит так, что мухи могут принять тебя за мертвеца! – усмехнулся он.
– Я тоже рад тебя видеть.
– Узнал, что хотел, от Такфарината?
Ратибор лишь раздраженно отмахнулся и ушел. Понтий некоторое время смотрел ему вслед, потом пожал плечами и зашел в палатку к генералу.
– У меня все готово, Луций. Ждем только твоего приказа.
Луций посмотрел на белое пятно в темном помещении, немного насупившись и с недоверием, затем перевел взгляд на Мартина, но тот дремал, подперев голову рукой.
– Грузимся с самого утра. Вечером мы должны выйти домой, в Рим!
Глава XXIX
ВЛАСТЬ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Публий шел по влажной германской земле уверенной походкой. Преторианцы недовольно усмехались, когда он шагал мимо них: лоснящийся, одетый в дорогую одежду, надушенный заморскими духами, он куда больше напоминал утонченную женщину, чем бравого офицера. Два дня назад он прибыл из Рима к своему другу, чтобы поддержать его в трудную минуту и обсудить дальнейшие дела. На похороны Кассия он не успел: Клементий отдал тому все почести сам, предав изувеченное тело огню. Теперь Публий должен был отвезти прах друга в Рим и там передать родителям погибшего. Проходя мимо фонтана, он мельком бросил взгляд на играющую солнечными бликами воду. Она с журчанием выливалась из наполненной до краев каменной чаши в нижний бассейн, где плавали и плескались большие рыбы. Рядом с фонтаном была разбита клумба, от которой приятно пахло медом и сладостями. Преторианцы, охранявшие вход в апартаменты Клементия, расступились, и Публий прошел в комнату, но через несколько шагов в недоумении остановился. Все вещи в помещении были разбросаны, а мебель сломана, как после яростной драки. Миловидное лицо Публия медленно вытянулось, а глаза расширились от испуга: он увидел, что за перевернутый стол тянется кровавый след. Гость на секунду замешкался, но, услышав шорохи и всхлипы, медленно пошел на звук по багровым подтекам, которые привели его к перевернутой винной чаше.
– Фу-у-у, всего лишь вино, а как похоже издалека…