– Он? Запрещает? Послушай меня, Михаил: не я создал эту мразь. Слышишь?! Слышишь?! Ты слышишь стоны и мольбы о помощи? Там его создания творят такое с себе подобными, что даже я поражаюсь этому. А ты знаешь, что вот этот заповедник, в котором так прекрасно поют птицы, создан для удовлетворения императорского сладострастия? Конечно, знаешь. И Он знает. Вы оба это знаете, но ничего не делаете. А еще Он знает, что здесь живут дети, обученные самым изощренным формам разврата и ни к чему на свете больше не пригодные. Но покарать Он их не может, ведь Он сам их создал. Для отца сын – это сын, даже если он урод. В глубине души, Михаил, ты не можешь не признать моей правоты. Поражают не разврат и жестокость, творимые ими. Поражают их масштабы! Но скоро все закончится, мой друг. Луций станет императором, и этот мир сожрет сам себя. Ни они первые, ни они последние…
– Я не позволю!
– Ха-ха-ха! Михаил, друг мой, вы уже позволили мне совершить то, что нужно. Никто из вас не в силах причинить вред Его игрушкам, и в этом ваша слабость. Скоро Луций встретится с Его сыном, и затем люди сами покарают себя. Он хотел дать им истину, веру, учения, и они отплатят Ему за это. И ты знаешь, чем. Вы все знаете, всегда знаете, но предпочитаете спрятать голову в песок.
– Этому не бывать!
– Да, Михаил, в большой игре Ему всегда будет нужен тот, на кого можно списать все беды. Потоп, уничтожение Содома и Гоморры, десять казней египетских – ведь Он был не против, когда я делал это. Ему стоило только попросить, и я бы оставил все, как есть. Он не лучше меня, и ты знаешь это. Мы одно целое, нас разделяют только его создания. И если он будет продолжать упорствовать, все закончится тем, чем обычно. Животному нельзя внушить, что хорошо, а что плохо: скотина она и есть скотина!
– Они как дети, Анатас! Ребенок тоже не сразу умеет ходить и говорить. Его сначала нужно всему научить, а на это требуется время.
– Ступай, Михаил. Времени у вас было предостаточно. Я ограничил себя во многом, придя в этот мир и став частью их. И теперь, когда мое могущество возвращается ко мне, я не буду учить – я буду карать!
Глава XXXV
ОБРАТНАЯ СТОРОНА
– Отец?
– Здесь хорошо, не то что в мире живых. Тут все свободны, можно пересечь хоть всю Вселенную.
– Вселенную?
– Тебе не понять. Я многое сейчас могу, но не хочу.
– Почему?
– Мне страшно за тебя. Мне страшно за Маркуса. Что ты натворил? Что я натворил?
– О чем ты?
– Меня просили беречь вас, но я не уберег. Я не смог. Если бы я только знал тогда, что знаю сейчас.
– Что знаешь?! Скажи!
– Он не позволит мне. Я уже пытался с Ним договориться. Нужно было идти к тебе, как Он мне советовал. А я… Если бы мы были, как они, скольких проблем можно было бы избежать! Вы погрязли в темноте, которая вас окутала. Луций, мой бедный мальчик, ты даже не представляешь, какое место приготовлено для таких, как ты и твой брат. И прощения не будет никому. Помоги Ему!
– Кому, отец? Кому?!
– Не дай ему обрести ту силу, которая у него была до прихода в этот мир. Помоги! Помоги ради себя и брата, ради тех невинных, которых ты…
Корабль подкинуло на волнах. От сильной качки Луций проснулся. Воздух в каюте был спертым и влажным. Судно скрипело. Снаружи трюма слышались удары барабана, крики и хлесткие удары плети по спинам рабов. Весла синхронно взмывали вверх, поднимая из темного моря белую пену, и падали обратно. Барабан монотонно отбивал привычный ритм. Они шли в Иудею – самую худшую из провинций, как представлялось Луцию, к прокуратору Понтию Пилату, его другу детства, единственному оставшемуся в живых.
Луций перевернулся на койке. Большая, упитанная крыса неторопливо прочесывала периметр каюты в поисках съестного. Она застыла на мгновение, уставившись черными, блестящими глазами-бусинами на человека, лежащего в нескольких метрах от нее, и стала нагло умываться. Но вот одно молниеносное движение руки, и тело зверька приколочено клинком к деревянной переборке. Корабль качало на волнах. Луцию вспомнилось, как плохо переносил плавание Ратибор и как над ним из-за этого подшучивали его тогда еще живые друзья.