В огромных «обычных» лагерях по временам скапливалось такое количество людей, что на лагерной территории устраивали дополнительные так называемые «малые лагеря». Условия там были еще более тяжелые, чем в больших «кацет», поскольку узники жили либо в палатках, либо в дощатых, наскоро сколоченных сараях. В «малых лагерях» не водилось ни печей, ни воды, ни соломенных матрасов, ни одеял. Но и в этих лагерях существовало подобие карцеров. К примеру, в Бухенвальде в «малом лагере» стояла клетка из колючей проволоки под названием «розарий». Там люди умирали от голода и холода на глазах у своих товарищей.
«Казни» совершались, как правило, стихийно. Например, охранник мог «под настроение» положить узника лицом в лужу и до тех пор прижимать его голову к земле, пока он, захлебнувшись, не испускал дух. Тысячи людей в «кацет» эсэсовцы удавили, повесили (в Бухенвальде на аппельплаце долгое время стояла виселица), отравили, убили инъекциями… О палачах в белых халатах речь пойдет ниже…
Один из комендантов Бухенвальда, Кох[100]
, сочинил такую присказку: «В моем (!) лагере больных не бывает. У меня есть только здоровые или мертвые».Тем не менее больных при тех условиях, которые существовали в «кацет», насчитывалось великое множество. Обращались с ними еще более жестоко, нежели со здоровыми. После своеобразного «отбора» некоторых из них укладывали в специальные бараки, где находились заключенные с самыми разными заболеваниями — от тифа до флегмоны, от дизентерии до воспаления легких. Случалось, врачи-эсэсовцы поступали еще проще — врач вставал перед нескончаемой очередью больных и взмахом руки определял, какому узнику отойти направо, какому — налево. Отошедших налево (или направо) отправляли сразу к крематорию, где делали укол, остальных помещали в больничный блок. Тех, кого умерщвляли, цинично именовали «вспрыснутыми» — им вводили очень большие дозы хлоралгидрата, фенола либо просто воздух. Впрочем, отравляли в «обычных» лагерях (и, кстати, в бункерах) самыми разными способами, в частности подмешивали в баланду или в «кофе» мышьяк.
С течением времени, когда в концлагерях начали вспыхивать эпидемии сыпного тифа, эсэсовцы перестали посещать больничные бараки — они боялись за свою жизнь, — и персоналу (разумеется, если это были «политические») удавалось не только лечить людей, чудом добывая медикаменты, но и прятать среди больных тех товарищей, кому грозила смерть.
То же относилось и к туберкулезным баракам, куда никогда не заглядывали эсэсовские врачи.
Но это было лишь исключением из общего правила. А правило состояло в том, что заболевший автоматически приближался к концу «конвейера», то есть к крематорию. Ведь он уже не представлял ровно никакой ценности как рабочий скот.
Страшным деянием эсэсовцев с врачебными дипломами были опыты над живыми людьми.
В этих случаях «самодеятельность» встречалась уже реже.
Медицинские эксперименты проводились только с ведома и разрешения самого Гиммлера.
Самое непосредственное участие в опытах над узниками «кацет» принимали монополии, особенно химический гигант «ИГ Фарбениндустри», а также множество научных институтов, не имевших прямого отношения к СС. Начиная с 1943 г. опыты стали проводиться с санкции уже не раз упоминавшегося выше Небе — начальника одного из отделов РСХА.
В самих концлагерях буквально весь медицинский персонал — а следовательно, тысячи людей — был участником этих тягчайших преступлений.
Для экспериментов возводились бараки в некотором отдалении от других. Доступ туда был строжайше запрещен, что не мешало просачиваться слухам об ужасах, творимых в этих бараках.
С течением времени у каждого концлагеря появилась своя «специализация».
В
Проходили эти опыты с осени 1941 г. в блоке 46, обнесенном двойным рядом колючей проволоки. Ответственным за них был Институт гигиены войск СС в Берлине. Непосредственно участвовали штандартенфюрер (позже оберфюрер) СС доцент Марговски, а также инспектор вермахта, генерал-полковник, профессор Хандлозер; имперский фюрер здравоохранения, статс-секретарь группенфюрер СС Конти, президент «имперской палаты здравоохранения» профессор Рейтер, профессор института имени Роберта Коха в Берлине Гильдемейстер и, наконец, врачи из самого Бухенвальда, в частности Динг-Шулер.