Империя смотрящего

— Разумеется, моя служба безопасности не может оставить мое убийство безнаказанным. И тебя уберут… Я так думаю, что сделают это, скорее всего, те же люди, из конторы, у них большие возможности.

Беляев бросил взгляд на Маркелова, неподвижно застывшего за соседним столом, и спросил:

— Каким же образом… если меня хорошо охраняют?

— Не обольщайся. Ты прекрасно знаешь, что убрать можно любого. Даже первого человека страны. — Помолчав, он добавил: — Только подобная операция стоит весьма дорого. А потом о каждом твоем шаге известно, у тебя в конторе «крот».

— Ты тоже читал об этом в оперативных отчетах?

— Да.

— И ты можешь сказать его имя?

Покровский отрицательно покачал головой:

— Имени не знаю, но его кличка Блондин.

— Хм…

— Не забывай, они крепко держат нас на крючке. Наверняка у тебя в сейфе тоже были секретные документы, и ты предпочел бы, чтобы их никто не видел. Я совсем не удивлюсь, если завтра к нам заявится некий человек и скажет: «А не свалить ли вам, ребята, в сторону, если не хотите, чтобы вами занялись плотненько!» Так что ты скажешь?

Маркелов не помнил случая, чтобы Беляев во время переговоров сразу давал утвердительный ответ. Все его поступки были всегда на редкость выверены и точны, как лезвие хирургического ножа. То же самое случилось и на этот раз.

— Мне надо подумать, — глухо ответил Беляев.

Покровский поднялся, давая понять, что разговор закончен.

— Думай побыстрее, времени у нас в обрез. — И, кивнув на прощание, направился к двери. Следом, бросив на оставшихся внимательный взгляд, устремился Чанышев.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил генеральный, когда дверь захлопнулась.

— Сказать пока трудно, но, судя по тону, Покровский говорил искренне.

Маркелов не мог отделаться от ощущения, что в комнате происходит нечто особенное. Он не знал, откуда это чувство, скорее всего, сигнал был послан из информационного поля в подкорку, которая, запустив внутренние механизмы, чутко среагировала на потенциальную опасность. Ее нельзя было увидеть, пощупать руками, но она незримо присутствовала где-то рядом, заставляя непроизвольно сокращаться мышцы. Пальцы болезненно вцепились в подлокотники и не желали расставаться со своей добычей. Откуда подобная реакция? Может быть, рядом находится какое-нибудь взрывчатое вещество? «Нет, — тут же отверг Маркелов подобную мысль, — в этом случае подсознание мгновенно отреагировало бы на сигнал. Ничего не оставалось бы, как выскакивать из зала, закрывая голову руками. Здесь нечто другое. Но вот что? Думай, думай…»

Беляев выглядел совершенно безмятежным. Махнув рукой, он отреагировал:

— Ему не стоит верить. Несмотря на молодость, он хитрый лис! Вот что, проверь как следует все то, что он наговорил, может, в этом действительно что-нибудь есть.

Перед отъездом, разнервничавшись, Захар выкурил одну сигарету. И, как расплата за слабость, — притупленная интуиция. А ведь прежде ему достаточно было получить в подкорку единственный неясный сигнал, как сознание, тренированное на всякого рода опасности, мгновенно расшифровывало его, представляя ясную и отчетливую картину.

В правом кармане Маркелова лежал кусочек сахара. Сладкое он не любил, точнее, отвык от него, воспринимая как органический яд. При длительном употреблении оно не только отнимает годы, но и притупляет интуицию. Им можно воспользоваться, но только изредка, в этом случае наступает резкое обострение всех органов чувств.

Вытащив из кармана кусок рафинада, Захар положил его под язык, как делает сердечник с таблеткой валидола, и тотчас почувствовал, как капилляры, будто изголодавшись, жадно всосали в себя сладость, быстро распространяя ее по вегетативной системе.

Сигнал, полученный в подсознании, многократно усилился, Маркелов будто приобрел дополнительное видение.

Конечно, как же он не догадался сразу!

Через окна ресторана он видел, что Покровский уже садился в «Лексус», и Чанышев, угодливо распахнув дверцу, бросает короткие взгляды по сторонам. И когда Покровский устроился, он дал короткую отмашку левой рукой, разрешая машине выезжать за ворота.

Маркелов отчетливо ощущал, что Покровский здесь ни при чем. Тут что-то другое. Ага, вот оно в чем дело! Вскочив, Захар подошел к торшеру, стоящему в углу. Сигнал опасности поступил именно отсюда, но он еще не до конца разобрался с собственными ощущениями. Следовало целиком полагаться на подсознание, на ту первоначальную картину, что воспроизводил мозг. Но логика и жизненный опыт безжалостно размывали картинку, что выдавало ему подсознание, навязывая искаженное видение, искривленное дневными заботами и впечатлениями.