Империя Солнца

Сегодня эти соответствия не лишены чёткого значения. После отделения наиболее случайной, обусловленной текущим моментом части японской идеологии — то есть японской исключительности, в качестве центрального ядра остаётся идея борьбы, оправданной не только честолюбием материальной власти и чисто политическими причинами, но скорее идеей, миссией, призванием духовного господства и, по сути, трансцендентальным ориентиром. Так вот, необходимо, чтобы сегодня в текущей борьбе в той или иной форме всё более решительно утверждались бы значения этого рода, ограничивая силу других мифов и призваний. Поэтому Япония может соприкоснуться снами, и прежде всего с представителями, осведомлёнными о римской имперской традиции, не только на политическом, материальном и военном, но также духовном и идеальном фронте. Этнические и натуралистические различия не могут замаскировать бесспорное схождение в области традиционного духа. Тот, кто сумел сохранить этот дух с отдалённых эпох, может вступить в сражение на стороне того, кто сегодня пытается отвоевать его после преодоления упадка, разрушения и помрачения, характеризующего псевдоцивилизацию современного мира.

Basi spirituali dell’idea imperiale nipponica //Asiatica, n. 6/1940

ДУХОВНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИМПЕРИИ

Империя в своём высшем выражении — это такая наднациональная организация, которая в общем единстве не разрушает и не уравнивает всё содержащееся в ней этническое и культурное многообразие.

Поставленная таким образом проблема империи допускает два основных решения: юридическое и духовное.

Согласно первому из них, единство империи — это просто единство политико–административной организации, общего закона порядка в наиболее эмпирическом смысле этого термина. В этом случае качество, культура и особые традиции различных народов империи не страдают просто потому, что империя остаётся безразличным и чуждым по отношению к ним явлением. Империя здесь имеет значение просто как политико–административная организация и юридический суверен. Она ведёт себя по отношению к отдельным народам так, как равнодушное либеральное государство ведёт себя по отношению к индивидам, позволяя им делать то, что они хотят, лишь бы они соблюдали некоторые общие законы.

Характерным примером империи этого типа в нынешние времена является Британская империя. Некоторые — как, например, Брайс (Bryce) — хотели бы провести в этом отношении аналогию между Британской империей и империей Древнего Рима. Мы же полагаем, что при рассмотрении юридического и политического аспекта Римской империи историки впадают в большое заблуждение, упуская из виду или считая незначительными предпосылки высшего порядка — духовные или религиозные.

Истина, напротив, такова, что в случае Рима уже были очерчены контуры имперской организации второго типа, соответствующей империи — то есть, второму решению вопроса. Это решение, в котором единство определяется ссылкой на что–то духовно высшее, нежели партикуляризм, обусловленный этническим и натуралистическим элементом отдельных народов.

В Древнем Риме это решение было реализовано по двум причинам.

В первую очередь, присутствовал единственный тип и единственный идеал, соответствующий civis romanus, который ни в коей степени, как полагают некоторые, не был чисто юридической формулой — это была этическая реальность, человеческая модель наднациональной действительности.

Во–вторых, Рим установил трансцендентный ориентир, о котором мы говорили, при помощи имперского культа. Римский Пантеон, как известно, имел в своём составе символы всех вер и этнических и духовных традиций римских подданных, которые Рим уважал и даже защищал. Но предпосылкой и условием этого гостеприимства и этой защиты была верность высшего порядка — fides. Над этими религиозными символами, собранными в Пантеоне, возвышался символ императора, понимаемого как божество, как божественная сущность: он символизировал трансцендентное и духовное единство империи, потому что империя в римской традиции понималась не столько как просто человеческая структура, сколько как дело сил свыше. Верность этому символу была условием. Когда при священном ритуале обещали такую верность всякой вере или определённой традиции подданных народов, не нарушая и не оскорбляя этику и общий римский закон, она признавалась и соблюдалась.

Так Древний Рим представил нам пример имперской организации вечной и универсальной ценности. Действительно, достаточно заменить формы, обусловленные временем и решениями этого рода, другими формами, чтобы отвести всякую видимость анахронизма и заметить, что тот, кто сегодня хотел бы снова изучить проблему духовной империи, с трудом смог бы найти иные перспективы.