— Обеденные столы? Ты что, считаешь, что мы позавтракать сюда приехали? — Он посмотрел на фасад стадиона так, словно тамошняя полуосыпавшаяся штукатурка пыталась соперничать белизной с его выцветшей кожей.
Джим ушел в сторону от винтовочного ствола, нацеленного прямо ему в голову.
— Там были буфеты и гардеробы.
— Гардеробы? — Таллох снова объявился за спиной у Прайса. — Лейтенант, все сходится.
— Все правильно, — успокоил себя Прайс. Он пробежался пальцами по сигаретным ожогам, выстукивая тайный код боли и памяти. — Я же тебе говорил, что у этого пацана глаза на месте.
Они перешли дорогу и двинулись через автостоянку. Прайс оперся обеими руками о корпус мертвого, без гусениц, танка и сплюнул густую тюремную мокроту в открытый передний люк. Джим, стараясь держаться подальше, прошелся между рядами грузовиков, думая о мистере Макстеде. Может быть, он до сих пор лежит на испачканном кровью футбольном газоне? Он съел так много пищи за эти несколько дней, что теперь чувствовал себя виноватым, а еще он вспомнил, что мог тогда продать свои туфли для гольфа. На олимпийском стадионе, конечно, была тьма-тьмущая награбленных японцами барных стоек, но сам по себе он отчего-то казался Джиму зловещим и мрачным и не предвещал ничего хорошего. Здесь он видел отсвет от ядерного взрыва в Нагасаки. И этот белый призрачный свет до сих пор лежал и на дороге, по которой они отправились в свой последний путь из Лунхуа, и на беленом фасаде стадиона, и на известково-бледной коже лейтенанта Прайса.
Отогнав мух журналом, Джим сел на подножку грузовика и принялся изучать свой «Лайф». На фотографии американские морские пехотинцы поднимали на вершине горы Сурибаши флаг, после победы в сражении за Иводзиму. Война. Если судить по журналам, то война, в которой бились американцы, была предприятием героическим и больше всего походила на комиксы, которые Джим читал, когда был маленьким. Даже мертвые здесь получали свою долю общего блеска, превращаясь не в мертвых, а в павших…
Над головами пронеслись два «Мустанга», ведя за собой грузно надвинувшуюся с западной стороны горизонта «сверхкрепость»: с открытыми бомбовыми люками, готовую засыпать пустынные поля банками «Спама» и пачками «Ридерз дайджест». Эхо двигателей забарабанило по земле у Джима под ногами, подернув дрожью разбитые машины на автостоянке.
Джим опустил журнал и увидел, что из входного туннеля стадиона бегут вооруженные люди и что-то кричат на ходу, но их крики тонули в реве моторов. «Сверхкрепость» ушла в сторону, но люди в панике бежали и бежали из туннеля, так, словно боялись, что стадион сейчас начнут бомбить. Через автостоянку промчался бородатый европеец в кожаной куртке американского пилота, за ним бежали еще двое, с охотничьими ружьями в руках. Следом, во главе группы вооруженных бамбуковыми палками кули, пробежал, согнувшись чуть не до самой земли, голый по пояс китаец в черных штанах и с пистолетом на поясе.
Из туннеля вышел, отблескивая на ярком солнце стволами винтовок, взвод гоминьдановцев. Они остановились, подняли винтовки и ударили вслед бегущим нестройным залпом из всех стволов. Джим открыл дверцу и забрался внутрь кабины. В пятидесяти футах от входа, в белой, осыпавшейся сверху известковой пыли, лежал Таллох. Мимо него, уставив белое как фонарик, лицо в землю, бежал к выстроившимся в ряд грузовикам лейтенант Прайс. Оборвав с руки бинт, он перескочил через невысокую стенку на краю автостоянки и с головой ушел в воду на идущем вдоль дороги затопленном рисовом поле.
Китайский офицер в последний раз выстрелил из пистолета в барахтающегося в воде Прайса и сел на корточки прямо у самого выхода. Его солдаты с винтовками наперевес подошли к крайней линии ржавеющих автомобилей. Они как мух, напоказ, отогнали последних раненых членов разбойничьей шайки, сделали поворот кругом и вернулись в безопасные стены стадиона. Мертвый Таллох лежал на солнцепеке, и его кровь быстро впитывалась в меловую пыль.
Над Хуньджяо снижались алые и синие купола парашютов. Джим перебрался через сиденье, открыл дверцу на дальней от стадиона стороне грузовика и выскользнул из кабины. Стараясь не показываться из-за ржавых зарядных ящиков и полевых пушек, он побежал к ограде на краю автостоянки.
Лейтенант Прайс бросил «опель» вместе с грузом шелка и НЗ на произвол судьбы. Добравшись до дренажной выемки, Джим увидел, что грузовик стоит один-одинешенек между двумя высокими насыпями от противотанковых рвов. На земле возле кабины, с пассажирской стороны, дымился брошенный Таллохом окурок «Лаки Страйк».
Джим посмотрел сквозь окно на приборный щиток. Интересно, сможет ли он довести грузовик до Шанхая? Солдатам-националистам на стадионе сдаваться не было смысла — они наверняка примут его за одного из налетчиков и пристрелят прямо на месте.