Империя солнца

В начале одиннадцатого японцы возобновили движение по Дамбе, и к парапету были согнаны тысячи взбудораженных китайцев и европейцев-нейтралов. Они смотрели вниз на окровавленную команду «Буревестника» и молча наблюдали за тем, как на мачте КСШ «Бдительный» торжественно подняли «Восходящее Солнце». Джим прижался к отцу — на холодном декабрьском солнце его била дрожь — и глядел в лишенные всякого выражения глаза китайцев, сбитых японцами в кучу у парапета. Их привели сюда в качестве свидетелей окончательного и бесповоротного унижения союзных держав перед лицом Японской империи: наглядный урок для тех, кто не желает присоединяться к Содружеству во имя Процветания.[19] К счастью, несколько часов спустя через толпу удалось пробиться представителям германского и французского вишистского посольств. Они начали бурно протестовать против такого обращения с ранеными британцами. Настроение японцев, как это нередко с ними случалось, вдруг резко переменилось, они дали себя убедить, и пленников буквально тут же отправили в госпиталь св. Марии.

Едва переступив порог, Джим сразу начал думать о том, как ему сбежать отсюда и вернуться к маме на Амхерст-авеню. Французский доктор, который намазал ему зеленкой колени, и сестры, которые его купали, сразу поняли, что он британский школьник, и попытались добиться для него свободы. Японцы, однако, заняли целое крыло госпиталя, очистили его от больных китайцев и установили на каждом этаже по охраннику. У детской палаты на верхнем этаже поставили молодого солдата, который проводил время, стреляя сигареты у сестричек и выкрикивая названия пролетавших над головой самолетов.

Монахиня-китаянка сказала Джиму, что его отец вместе с другими гражданскими находится в палате этажом ниже, отходит от последствий резких нагрузок на сердце и неблагоприятного воздействия среды, но через несколько дней его выпишут. Тем временем, преследуя какие-то свои цели, японское верховное командование принялось превозносить храбрость капитана Полкингхорна и его команды. На второй день после боя капитан «Идзумо» прислал в госпиталь группу офицеров при полном параде, и они торжественно отдали честь раненым морякам в полном соответствии с традициями бушидо, поклонившись лично каждому. Англоязычная «Шанхай тайм c», издававшаяся британцами, но давно уже не скрывавшая своих прояпонских симпатий, поместила на первой странице фотографию «Буревестника» и статью, воспевшую подвиг команды. В вынесенных на первую полосу заголовках говорилось о японской атаке на Перл-Харбор и о бомбардировке Кларк-Филд в Маниле.[20] Карандашные эскизы, предоставленные нейтральным агентством новостей, демонстрировали апокалипсические сцены с облаками дыма над уходящими под воду американскими боевыми кораблями.

Теперь, когда японцы выиграли войну, думал Джим, жизнь в Шанхае, по идее, должна вернуться в нормальное русло. Когда молодой солдат показал ему газету, он внимательнейшим образом изучил фотографии, на которых с японских авианосцев поднимались в небо истребители-бомбардировщики, сцены, словно бы нарочно переснятые с его собственных снов в спальном номере «Палас-отеля» накануне войны.

Развалившись на соседней койке, солдат тыкал пальцем во взлетающие самолеты, ожидая, что на Джима произведет впечатление эта ошеломляющая демонстрация военной мощи.

— …Э…Э…

— «Накадзима», — сказал Джим. — «Накадзима Хаябуса».[21]

— «Накадзима»?…

Солдат глубоко вздохнул, как если бы сам разговор о военной авиации был явно не по плечу маленькому английскому мальчику. По правде говоря, Джим узнавал по силуэту едва ли не любую японскую боевую машину. Британские выпуски кинохроники о японо-китайской войне открыто насмехались над японскими самолетами и летчиками, но и отец, и мистер Макстед всегда говорили о них с уважением.

Джим как раз раздумывал над тем, как бы ему повидаться с отцом, когда дежурный капрал прокричал снизу в лестничный проем какую-то команду. Молодому солдату этот маленький противный капрал (важнее чина в японской армии, судя по всему, не существовало) явно внушал ужас. Он тут же отбросил окурок, подхватил винтовку и пулей вылетел из палаты, погрозив предварительно Джиму пальцем.

Счастливый тем, что остался один, Джим тут же выбрался из постели. Сквозь окно ему была видна группа выздоравливающих сирот-китайчат на балконе соседнего крыла госпиталя. Они целыми днями сидели на балконе и пялились на него, одетые, милостью местной французской благотворительной организации, в точно такие же, как у него, европейские халаты. Между крыльями здания шла металлическая пожарная лестница, обложенная еще в 1937 году мешками с песком — для защиты окон от шальных, время от времени залетавших из-за реки снарядов.

Джим как был босиком, подошел к задней двери. Между мешками был оставлен узкий проход, а в нем просыпавшийся песок и сотни окурков — свидетельства тоскливых докторских перекуров. Стараясь не наступать на осколки битого оконного стекла, он пошел вниз по пожарной лестнице. К соседнему крылу от расположенной этажом ниже палаты вел ржавый металлический мостик.