Читаем Империя солнца полностью

Эти чудные перемещения в пространстве пришлись Джиму по душе. В первый раз он почувствовал, что и в войне тоже есть своя прелесть. Он радостно разглядывал выгоревшие изнутри трамваи и коробки многоэтажек, тысячи дверей, открытых навстречу облакам, заброшенный город, оккупированный небом. Единственное, что ему не нравилось, так это отсутствие у товарищей по заключению распирающего его самого изнутри чувства радостного возбуждения. Они с мрачным видом сидели на скамейках вдоль бортов машины и смотрели под ноги. Одна из миссионерок лежала на полу, и с ней возился светловолосый британец с разбитой скулой: одной рукой он держал ее запястье, а другой ритмично давил на диафрагму. Двое мальчиков-англичан, до которых, видимо, до сих пор не совсем дошло, что их мать умерла, по-прежнему сидели между Бейси и голландцами.

Джим стал ждать, когда Бейси глянет в его сторону, однако бывший стюард, казалось, едва ли не вовсе забыл о самом факте его существования. Его внимание было полностью сосредоточено на двух новых мальчиках, и он проворно обустраивался в той пустоте, которая вдруг разверзлась в самой сердцевине их жизни. Из старой китайской газеты он мастерил одну за другой целую серию бумажных зверушек и радостно хихикал всякий раз, когда ему удавалось выдавить из мальчишек слабое подобие смеха. А параллельно, этаким фокусником-извращенцем, то и дело запускал руки в карманы их брюк и школьных курточек-кардиганов, выискивая всякие полезные мелочи.

Джим смотрел на него безо всякого чувства обиды. Да, они с Бейси помогали друг другу в фильтрационном центре, просто для того, чтобы выжить; но как только Бейси представилась возможность отправиться в лагерь, он тут же избавился от Джима и имел на это полное право.

Грузовик влетел в глубокую выбоину в булыжной мостовой, свернул с дороги и остановился у заросшей бурьяном насыпи. Они выехали за пределы шанхайских пригородов, и теперь вокруг расстилались заброшенные пашни и рисовые поля. В двухстах ярдах от них, за цепочкой погребальных курганов, тянулся к вымершей деревне оросительный канал. Японец-водитель выскочил из кабины и нагнулся, чтобы осмотреть переднюю ось. Потом принялся о чем-то горячо говорить с перегретым мотором, то и дело поминая Джима. Ему было от силы лет двадцать, но, судя по всему, жизнь его была полна разочарований, и причин злиться у него было через край. Джим старался не поднимать головы, но водитель вскочил на подножку, ткнул в его сторону пальцем и разразился длинной гневной речью, которая звучала как объявление войны.

Потом шофер, ворча и поглядывая в карту, вернулся в кабину, а Бейси откомментировал:

— Вот и засунь ее себе хоть в задницу, все равно ты в ней ни хрена не смыслишь. — Его внимание явно успело переключиться с мальчиков на сложившуюся ситуацию и на те выгоды, которые можно было из нее извлечь. — Джим, ты сам-то знаешь, куда ты нас везешь?

— В Усун. Я бывал там в загородном клубе.

Бейси повертел в руках бумажную зверушку.

— Мы едем в загородный клуб, — объяснил он мальчикам. — Если, конечно, Джим сможет его где-нибудь здесь отыскать.

— Как только доберемся до реки, Бейси, сразу все станет ясно. Тогда нужно будет ехать либо на восток, либо на запад.

— Неоценимое уточнение, Джим. На восток ли, на запад…

Светловолосый британец, пытавшийся помочь миссионерке, встал с колен. На левой стороне лба и на скуле у него был большой, сочащийся сукровицей кровоподтек — как если бы его недавно ударили в лицо прикладом. Каждое движение явно давалось ему с трудом, и он тут же опустился на скамью. Из форменных армейских шорт торчали длинные веснушчатые ноги, а на ногах — ременные сандалии. Ему было под тридцать; ни багажа, ни вообще единственной вещички за душой, если не считать характерной самоуверенной манеры: Джим прекрасно помнил, как рисовались на садовых вечеринках, приводя в трепет мамаш его школьных друзей, офицеры военно-морского флота. На охранника-японца он не обращал ровным счетом никакого внимания и разговаривал прямо сквозь него, так, словно это был матрос-посыльный, которого через минуту отошлют обратно в кубрик. Джим понял, что перед ним один из тех зануд англичан, которые никак не желали понимать, что эту войну они проиграли.

Англичанин осторожно дотронулся до кровоподтека и обратился к Джиму, попутно окинув взглядом — но без малейшего намека на оценку — его оборванную фигурку.

— Японцы захватили столько земли, что карт на нее у них уже просто не хватает, — улыбнулся он. — Джим, тебе не кажется, что они теперь просто не знают, что им делать дальше?

Джим обдумал услышанное.

— Да нет, вряд ли. Просто они не смогли захватить достаточного количества карт.

— Хороший ответ. Никогда не путай карту с местностью. С тобой мы и впрямь доберемся до Усуна.

— А мы не можем вернуться назад, в фильтрационный центр, а, доктор Рэнсом? — спросил один из миссионеров. — Мы все очень устали.

Врач окинул долгим взглядом пустынные рисовые поля, потом — лежащую у его ног женщину.

— Может, оно бы и к лучшему. Эта бедняжка долго не протянет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза