— Прямо снаружи, вроде как угрожает твоему врачу судебным иском, потому что ты не просыпаешься. Он может быть таким необычным, мой папа. — она усмехается. — Но видела бы ты его, когда он прибежал в тот момент, когда ты падала. Он одной рукой оттащил тебя от края, даже когда твой отец пытался утащить тебя за собой. Папа выглядел как супергерой.
Я выпускаю длинный, прерывистый вздох, который, кажется, покинул мою душу. Думаю, я ударилась обо что-то во время падения, поэтому и начала терять сознание, но я держалась за отца изо всех сил. Я не могла допустить, чтобы он выжил.
— Что насчет… моего отца? — спрашиваю я Гвен.
— Он мертв, — тихо говорит она. — Страшно выглядящий друг отца забрал его тело с собой.
Должно быть, это был Николо.
Реальность поражает меня. Я наконец-то свободна.
Свободна от страха перед ним.
От попыток убежать от тени, которую он бросил на мою жизнь.
Это слишком сюрреалистично, чтобы обдумать это знание, поэтому я глажу Гвен по волосам.
— Ты в порядке?
— Да. В полном порядке.
— Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это из-за меня.
Она неистово трясет головой.
— Тебе не нужно извиняться. Папа рассказал мне все о тебе и твоем отце, и я знаю, что ты сделала все возможное, чтобы защитить меня. Но не жертвуй собой снова, иначе я не буду с тобой разговаривать. Я так боялась, что ты умрешь теперь, когда у меня наконец-то есть ты, мама.
Моя грудь сжимается так сильно, что я удивляюсь, как она не вырывается.
— Что… как ты только что меня назвала?
— Мама, — повторяет она, на этот раз более решительно. — Ты всегда была моей мамой, даже когда тебя не было рядом
Я обхватываю ее руками и прячу лицо у нее на шее, частично, чтобы не было видно слез.
— Спасибо, Гвен.
Она сжимает меня в ответ, ее голос дрожит.
— Нет, спасибо за то, что ты моя мама.
Кажется, я только что перешла на другой уровень существования. Никто не говорил мне, что быть чьей-то мамой это так трепетно. Не имеет значения даже то, что я нахожусь в одной из больниц, которые я так ненавидела, и все это связано с девочкой на моих руках.
Она не мертворожденный ребенок. Она жива, обнимает меня и назвала меня «мамой».
Мы остаемся так на мгновение, пока наше дыхание не становится синхронным. Дверь открывается, и мы неохотно разъединяемся.
Кингсли появляется в дверном проеме, больше, чем жизнь, даже когда его волосы взъерошены, а плечи почти вырываются из рубашки из-за того, как они напряжены.
Моя грудь расширяется, а живот сжимается так сильно, что просто чудо, что никто не слышит звука.
Находиться в одной комнате с Кингсли всегда незабываемо. Словно тонешь в темных водах и знаешь, что именно он обеспечит меня кислородом.
От него исходит сила и власть, которая без слов обращается к тайной покорной части меня.
Но сейчас он изображает самого дьявола, выглядит мрачным, задумчивым и словно жаждет насилия.
— Эм… я ухожу. — Гвен ухмыляется, а затем шепчет так, что слышу только я. — Я не передала ему твои слова о том, что ты его любишь, так что можешь сделать это сама.
Затем она выбегает, проносясь мимо отца.
Он пинком закрывает дверь и направляется ко мне.
— О чем, и я не могу это не подчеркнуть, ты,
Я дергаю его за рубашку и прижимаюсь губами к его губам. Кингсли рычит мне в рот, затем обхватывает меня за шею большой рукой и целует меня с голодом, от которого перехватывает дыхание.
Наши зубы, языки и даже наши души сталкиваются в сокрушительном поцелуе, который превращает мои конечности в желе.
Я целую его с отчаянием возрожденной женщины, а он вдыхает в меня жизнь.
— Черт, — шепчет он мне в губы, когда мы отрываемся друг от друга и он прижимается лбом к моему. — Это не снимает тебя с крючка.
— Я знаю. Это была благодарность, не только за то, что спас меня, но и за то, что был рядом со мной и Гвен. Спасибо, Кинг.
Он ворчит, когда напряжение, которое он носил на своих плечах как значок, медленно исчезает, и он садится на кровать, безоговорочно притягивая меня к себе на колени.
Я сижу лицом к нему, а он обхватывает меня обеими руками за талию с такой силой, что кажется, он никогда не отпустит меня.
— Тебе придется сделать гораздо больше, чем поцеловать меня в благодарность, дорогая.
— Например?
— Снятие запрета на нелегальную жизнь, например. Как только ты восстановишься, я собираюсь впиться зубами в твою шею, пока буду трахать твою киску, а потом и задницу.
Я колеблюсь, переводя взгляд в сторону.
Он берет двумя пальцами мой подбородок и возвращает мое внимание к себе.
— В чем дело?
— Ничего.
— К черту, Аспен. Ты начала этот запрет по какой-то причине, и если не расскажешь мне, я не смогу это разгадать. Я умён, но не читаю мысли.
— Я просто… не хочу, чтобы секс был нашей единственной связью. Если я тебе нужна именно для этого, однажды ты выкинешь меня из своей системы или, возможно, тебе надоест моя борьба, и ты найдешь кого-то, кто преклонит колени перед твоей волей, и все будет кончено.