– Ладно. Бог с ним, с кодексом. Не до него сейчас. Но вы должны были меня проинформировать о ситуации. Но нет, оставим это пока. Что делается для поиска и спасения экипажа «Полсотни первого»?
– Как только в Сахалинской области забрезжил рассвет, на поиски вылетела дюжина разведывательных самолётов. Все они оснащены радиостанциями. На одном из АР-4 в качестве наблюдателя вылетел сам маркиз Берголо. Поиски продолжаются, но пока благоприятных данных нет.
Второй час поисков не принёс результата. Если, конечно, не считать результатом его полное отсутствие. Берег и прибрежные районы не носили следов севшего или разбившегося бомбардировщика. А машина большая и должна быть видна издалека. Но – нет.
– Маркиз, я предлагаю вернуться на дозаправку, а затем прочесать море и острова. Чем чёрт не шутит.
Берголо скрипнул зубами. Но было ясно, что с их уже израсходованным запасом горючего и масла в баках полёт к проливу Лаперуза будет полётом в одну сторону без малейших шансов.
– Хорошо, барон. Возвращаемся…
Открыв ключом дверь нашей квартиры, стараясь лишний раз не шуметь, разуваюсь и всовываю ступни в шлёпки. Нет, я не испытывал к шлёпкам никакого пиетета, чаще всего по квартире я ходил в мягких домашних туфлях, но и тапки верно ждали в шкафчике меня и моего настроения.
Что ж, судя по свету, выбивавшемуся из-под двери кабинета, жена уже не спала. Вот, спрашивается, зачем нам официальные кабинеты, если у нас есть кабинеты в квартире? Или нужно поставить обратный вопрос? Впрочем, неважно, голос из-за двери не оставил мне времени для размышлений и возможностей для манёвра.
– Миша, я слышу, что ты пришёл. Заходи ко мне.
Открываю дверь и, подойдя к ней, целую.
– Привет, родная.
– Привет, любимый. Голоден? Сделать тебе чай и бутерброды по-быстрому?
Тяжело опускаюсь в кресло.
– Нет, спасибо, может, чуть позже. Нужно дух перевести.
Маша с тревогой смотрит на меня.
– Ну, что там?
Пожимаю плечами.
– Несколько часов изучал доклады Минтранса и МИДа относительно дел в Китае. Хочу отметить, что китайцы активно взялись помогать нам в прокладке железных дорог в сторону Маньчжурии. Во всяком случае, особого недостатка в неквалифицированной рабочей силе и прочих первичных материалах у нас в основном не наблюдается…
– Не заговаривай мне зубы. Я не об этом. Что известно об Ольге?
Барабаню пальцами по подлокотнику кресла. Хмуро отвечаю:
– Поиски пока не дали результатов. Хотя более чем уверен, что Берголо обшарил всё побережье. Я, конечно, надеюсь на чудо, но пока это дело разрастается до чуда небывалых размеров. Шансов всё меньше. Если они вообще есть. Там шторм и снежный буран начинаются. Так что…
Жена строго одёрнула меня:
– Не впадай в грех безверия. Я молилась всю ночь и утро, и буду молиться ещё. Это пока всё, что я могу сделать для Ольги и её экипажа.
Киваю.
– Спасибо, родная. Твои молитвы так часто творят чудеса. И я жив во многом благодаря твоим молитвам. И Оленька Николаевна, да и вообще. Увы, я так молиться не умею, грешен. Так что помолись за их благополучное спасение.
– Хорошо.
Вот, спрашивается, кто ей Ольга, кроме как «она» и «эта женщина»? Никто. Бывшая любовница мужа, которая прижила от мужа сына. Но подишь ты! Меня всегда поражала в Маше вот это её умение сопереживать и искренне молить Богородицу. Нет, даже не молить – буквально вымаливать. И чудеса действительно случались, и я как старый циник, не верящий ни в какие чудеса, могу эти самые чудеса подтвердить лично. Такой вот парадокс.
– Мишка уже в курсе?
Качаю головой.
– Нет, ему пока не говорили. Да и что тут говорить…
Штатный метеоролог поручик Красновский категорически помотал головой, упрямо глядя на красного от гнева маркиза Берголо.
– Невозможно, ваше сиятельство. Надвигается шторм, а за ним идёт мощный снежный фронт. Полёты запрещены командованием. Спасательная операция приостановлена. Разрешения на вылет я не дам. Можете жаловаться кому хотите. Ваш самолёт заправлять запрещено.
Маркиз вскипел:
– Да вы понимаете, что там…
Красновский кивнул.
– Простите, ваше сиятельство. Не могу ничего сделать. Мне жаль. Нам остается надеяться на чудо и ждать улучшения погоды. В идущей мгле вы всё равно ничего не разглядите и сами разобьетесь.