Империя тишины

На самом деле, когда я шел по вомиторию под флагами с изображением нефритовых сфинксов дома Матаро, на мою изможденную фигуру было страшно смотреть. Я мельком увидел свое вытянутое отражение в массивных медных гонгах, выстроенных в ряд в переполненном помещении. Оглядываясь назад, можно сказать, что я был тогда похож на сьельсина, кожа моя оставалась бледной, несмотря на то что уже много лет за ней не было никакого ухода. Не хватало только рогов и огромных глаз.

Вереница женщин с кувшинами на головах поспешила убраться с моей дороги, и даже гомункул в красной форме служителя Колоссо поклонился мне, можно сказать, с почтением. Тяжелый перстень все еще висел на моей шее, напоминая о себе и чуть ли не умоляя надеть его снова. Но это грозило катастрофой.

Я понимал, что мой план должен увести меня с улиц Боросево, однако нужно было соблюдать крайнюю осторожность. Не стоило изображать из себя настоящего гладиатора. У меня не было никаких рекомендаций, и мне хотелось избежать тщательной проверки. Я мог похвастаться только двумя десятками стандартных лет фехтовальной подготовки, если не считать времени, проведенного на улице с Реллсом и его бандой.

Первым встречным служителем Колоссо оказалась женщина с таким же бритым черепом, как у меня. Я остановил ее, дотронувшись до плеча, и сказал со всей возможной вежливостью:

– Вы еще набираете людей на мясо?

Я опоздал с улыбкой на добрые пять секунд, и шутка потерпела полный провал – если выражение лица бедной женщины можно считать хоть каким-то показателем. Глаза ее округлились, когда она присмотрелась к моей внешности: к тому, как висела белая рубашка на моих тугих, как канаты, мышцах и выступающих костях. Через мгновение она кивнула.

Обнаженный и испуганный, я сидел на краю смотровой кушетки, покрытой гигиеническим пластиком. С низкого потолка свисала единственная лампочка, отбрасывая тень на батарею бездействующего медицинского оборудования. Если вы живете не в Империи, то, возможно, не имеете представления о нашей самой любимой игре, о ее механизмах и правилах, о ее традициях. Есть гладиаторы: герои миллионов опер, чемпионы спортивного сезона. Каждый ребенок знает их имена, носит одежду их цветов, с их номерами, следит за результатами. Даже во время войны люди относятся к ним как к героям, почти равным рыцарям и солдатам. Они сражаются между собой в честных поединках, один на один или небольшими группами. В случае ранения их уносят с поля боя и отдают для лечения схоластам, чтобы сражение продолжилось в следующий раз.

А есть мясо, мирмидонцы. Сюда приходят преступники и рабы. Приходят ради пропитания и надеются выжить хотя бы два-три боя. Приходят нищие, пьяницы и наркоманы. В некоторых мирах не особенно щепетильные лорды Империи похищают с улицы собственных сервов, чтобы бросить их на съедение львам, химерам или аждархам. Мирмидонцы – это сломленные, безумные и отчаявшиеся люди. Либо обозленные на весь мир, либо самоубийцы. Я не был ни тем, ни другим. Скорее уж глупцом, сделавшим свободный выбор.

Честно говоря, я рассчитывал, что меня примут в Колоссо на мясо даже без такой малости, как одностраничный контракт, махнув рукой на возможность каких-то законных действий со стороны родственников против устроителя игр, то есть дома Матаро и лично лорда Балиана. Однако я все-таки подписал такой контракт и вынужден был пройти медицинский осмотр.

Шею врача Колоссо охватывал ремешок рабыни, ноздри ее были вырезаны, а татуировка на лбу четко обозначала преступление: «ДЕЗЕРТИР». Я заметил тату и на ее руках: геральдического ястреба с внутренней стороны запястья и свернувшуюся кольцом змею, которая перекрывала какой-то шрам, видимо от ожога.

– Еще один желающий попасть в бойцовские ямы?

Врач разглядывала меня из-под слишком длинных бровей. Один глаз у нее, похоже, был стеклянным и смотрел бог знает куда. Другой поблескивал черными искрами на суровом высохшем лице. Выведенное на лбу слово сморщилось, когда она изучала меня единственным здоровым глазом, уперев руки в бока.

– И в чем причина? Слава или деньги? – хмыкнула она, подтянула грязные рукава и надела стерильные перчатки, достав их из ящика на столе.

Я откашлялся:

– Просто пытаюсь выжить.

– Это ты называешь «выжить»? – усмехнулась женщина и подошла ближе. – Разве Министерству социального обеспечения больше не требуются чертовы головорезы, чтобы силой принуждать умандхов к повиновению?

Вспышка былого аристократического высокомерия вырвалась на волю, и я возмутился:

– Я не головорез.

– Ой-ой-ой, ну простите, – произнесла врач, откусывая каждое слово, словно сухое мясо, – мне показалось, что ты хочешь драться в бойцовских ямах. Тогда не говори мне, что ты не чертов головорез. – Она хлопнула меня по предплечью. – Сядь глубже. И не прячь свой член, юноша, он здесь никого не интересует.

Я медленно убрал руки, не глядя в лицо пожилой женщине.

– Ну что ж, ты сильный, никакой ошибки.

Она ткнула пальцем в шрам на моих ребрах:

– Память об избиении?

Я не ответил, и она ткнула снова.

– Немного подрался, – признал я.