Империя тишины

Уванари с кряхтеньем опустило булаву, прорези раскрылись, извергая бурлящий ужас. Я поднял найденный предмет, перевернулся на спину и ударил тяжелым подносом для инструментов по булаве, отбивая ее в сторону. Капли свинца зашипели на стальном полу, словно умирающие солнца. Время растянулось. Поднос колокольчиком зазвенел, я отбросил его в сторону и вскочил на ноги. Схватив правую руку сьельсина своей левой, я ткнул ножом ему в живот, потом еще раз и еще. При каждом ударе Уванари издавало слабый звук, скорее просто выдох, чем какое-то слово. При третьем ударе я провернул нож в ране. Сьельсин выругался и выронил раскаленную булаву, с лязгом упавшую к моим ногам. Не вынимая ножа, я шагнул вперед и толкнул Уванари на стену. Удар вышиб воздух из легких ксенобита, он соскользнул вниз по стене, покрытой его собственной кровью.

– Не вставай, – прошипел я, стиснув зубы от боли; когда-то давно я сказал то же самое Криспину. – Лежи смирно, или я…

– Или ты что? Убьешь меня?

Я ощущал дыхание Уванари на лице, и только нож мешал ему наброситься на меня со своими ужасными клыками.

– Нет! – огрызнулся я. – Оставлю тебя в живых. Нам недолго ждать, когда включат энергию и все вернутся сюда. Подумай, как с тобой поступят, после того как ты убило брата Рома?

– Ты не сделаешь этого! – Круглые глаза Уванари увеличились еще – просто черные ямы в черепе. – Не сделаешь!

– Сделаю! – чуть ли не выкрикнул я. – Я сохраню тебе жизнь, клянусь Землей!

Не знаю, означали ли что-нибудь последние слова на языке сьельсинов. Eyudo Se ti-Vattaya gin – «клянусь Землей». Не знаю, имели ли они для старого капитана похожий смысл.

– Я сделаю все возможное, чтобы ты осталось в живых, ичакта. Но если ты расскажешь мне что-нибудь…

Слова повисли в воздухе, полные скрытого смысла. Мое лицо окаменело, голос стал холодным, и вот уже заговорил вовсе не Адриан Марло, а лорд Алистер:

– Где ты встречало людей раньше? Ответь мне!

Я перехватил нож поудобней и крепко прижал к ребрам сьельсина:

– Marerra ti-koarin!

– Fusumnu! – учащенно дыша, ответило Уванари.

«Мир?» Нет, мир – это fusu’un.

Я сдвинул брови и спросил, надавив на нож чуть сильней:

– Темный мир?

Сьельсин выдохнул воздух несколькими дрожащими рывками:

– Д-д-да! Между!

Слово «vohosum» буквально означало «между звездами». Я немного ослабил нажим, пораженный догадкой.

– Экстрасоларианцы, – проговорил я на галстани.

В моей голове, словно пауки, зашевелились образы, мало похожие на человеческие, – образы людей, полностью отдавших себя машинным деймонам. Я снова сжал нож крепче и с его помощью ударил Уванари спиной об стену.

– Где?

Оно не ответило, и я добавил:

– Отвечай, или я скажу, чтобы они взялись за Танарана!

Я не собирался этого делать, не мог сделать, и мне было стыдно, но, к счастью, сьельсин плохо разбирался в человеческой мимике. Уванари не ответило и попыталось вырваться, вцепившись когтями мне в лицо. Я развернул нож кверху и глубже вдавил его в плоть ксенобита. Лезвие заскрежетало по изгибу ребра. Хватка сьельсина ослабла, когти, царапая кожу, опустились. Я прижал его правую руку к полу и услышал, как треснула кость. Уванари вскрикнуло, а я закричал на него:

– Где? – Я хлопнул раскрытой ладонью по стене над его головой. – Координаты, будь ты проклято!

– Не знаю! Тогда я еще не было ичактой! Я было ребенком!

Кто-то постучал в дверь. Слова издалека звучали приглушенно и странно. Как давно они здесь? Что им нужно?

– Тогда название! Как называлась та планета?

Сьельсин завертел головой в таком знакомом мне жесте отрицания.

– Как она называлась, Уванари?

Возможно, именно звук его имени вырвал ответ. Что-то в сьельсине сломалось, он словно бы сдулся, пока подо мной не осталась лишь его скомканная оболочка. Существо снова судорожно закрутило головой, но я не мог понять, что это означает – «да», или «нет», или просто неотчетливый жест умирающего существа. В дверь стучали все громче, будущее и неизбежность давили на бесконечное сейчас.

– Скажи остальным, что я умерло от ран, – проговорило Уванари. – Скажи что угодно, только не то, как было на самом деле.

По его голосу чувствовалось, что оно потерпело поражение и сдается. Я чуть не задохнулся, услышав это, потому что уже рассказал правду Танарану и его товарищам. Затем неловко кивнул, хотя этот жест не имел для сьельсина никакого смысла.

Наконец оно заговорило снова:

– Как называлась планета? Воргоссос.

Я замер, и образ темных силуэтов, крадущихся, подобно паукам, в моей голове, сделался еще ярче. «Воргоссос».

– Воргоссос – это просто миф!

Но откуда сьельсин мог знать о нем? Разумеется, такой миф уходил корнями в правду, в мир атомов и темноты. Грози ему или не грози, ичакта все равно умирал, последний проворот ножа перерезал какую-то артерию или задел другой жизненно важный орган. Горячая кровь текла по моей руке лихорадочными толчками, черная, как смола.

И тут вспыхнул свет, как раз в тот момент, когда Уванари совсем уже слабо пробормотало:

– Воргоссос.

– Это сказка, – ответил я, не в состоянии сказать что-нибудь другое. – Нет никакого Воргоссоса.